Так или иначе — то ли за обращением последовало распоряжение к исполнению, то ли прошение было удовлетворено, — за Ивана Яковлевича взялись. Сначала его заключили в местную тюрьму, однако за этим последовало выражение недовольства горожанами, и, с тем, чтобы освидетельствовать его состояние, гораздого блажить провидца препроводили в Смоленскую губернскую управу. Все чиновники одним миром мазаны: основываясь на том, что на задаваемые вопросы Иван Яковлевич, по своему обыкновению, давал ответы туманные, в аллегорической манере, про себя рассказывал в третьем лице, местные власти вынесли заключение, что он сумасшедший. Итогом же освидетельствования явился указ губернского правления от 4 (17) февраля 1813 года, который содержал предписание определить Корейшу в больницу города Смоленска и не допускать к нему посетителей.
Больничное начальство надлежащие меры принимало, однако сочувствующие Ивану Яковлевичу смоляне, число которых росло день ото дня, любыми способами, включая подкуп персонала, стремились проникнуть в больничное заведение. Посетители шли потоком, как паломники, в Смоленске ширились разговоры, что стяжатели-чиновники гнобят в больнице блаженного правдолюбца, который обличал растратчиков казенных денег. Недовольство росло, и это вынудило Смоленское губернское правление отменить предписание о строгой изоляции Ивана Яковлевича. Молва о прозорливце и обличителе, давно выйдя за пределы Смоленска, достигла наконец и Петербурга, и из столицы стали делать запросы властям Смоленской губернии по поводу их действий, связанных с содержанием больного взаперти в больнице.
Напуганные потенциальными неприятностями, смоленские чиновники принялись изыскивать способ освободить городскую больницу от обузливого пациента. И вскоре гражданский губернатор Смоленска, где не имелось психиатрической лечебницы, обратился к военному генерал-губернатору Москвы с запросом в тамошний приказ общественного призрения по поводу вакантного места в доме умалишенных при Екатерининской богадельне, или Московском доллхаузе[18]. Место освободилось лишь через год, и 17 (30) октября 1817 года Иван Яковлевич Корейша был направлен в приказ общественного призрения Московской губернии. И уже оттуда под конвоем — в Московский доллхауз.
Большинство жителей Смоленска чувствовали сердечное расположение к Ивану Яковлевичу, и потому, чтобы не вызвать возмущения своими действиями и не встречать им препятствия, власти города приняли решение скрытно вывезти доброго советника смолян. Посреди ночи его связали, уложили в обыкновенную телегу, покрыли рогожами и так повезли в Москву, где он якобы как человек буйный и представляющий опасность для общества был сдан в больницу умалишенных, в которой и оставался до конца своей жизни.
Что касается переезда из Смоленска в Москву и того, куда он попал и в каких условиях оказался, то Иван Яковлевич впоследствии нередко сам об этом рассказывал в третьем лице посетителям. Биограф его А. Ф. Киреев в своей книге «Юродивый Иван Яковлевич Корейш» приводит этот своеобразный рассказ. Вот он:
«Когда суждено было Ивану Яковлевичу переправляться в Москву, то ему предоставили и лошадь, но только о трех ногах, четвертая была сломана. Конечно, по причине лишения сил несчастное животное выдерживало всеобщее осуждение, питаясь более прохладою собственных слез, нежели травкою. При таком изнуренном ее положении мы обязаны были своей благодарностью благотворному зефиру, по Божьему попущению принявшему в нас участие. Ослабевшая лошадь едва могла передвигать три ноги, а четвертую поднимал зефир, и, продолжая так путь, достигли мы Москвы, а октября 17 взошли и в больницу. Это начало скорбям. Возчик мой передал обо мне обвинительный акт, и в тот же день, по приказу строжайшего повеления, Ивана Яковлевича опустили в подвал, находящийся в женском отделении. В сообразность с помещением дали ему и прислугу, которая, по сердоболию своему, соломы сырой пук бросила, говоря: чего же тебе еще? Дорогой и этого не видал; да вот еще корми его всякий день, подавай воды с хлебом, а в бане жил, что ел? Погоди, я сумею откормить тебя; у меня забудешь прорицать!»
Рассказ Ивана Яковлевича отмечен юмором и поэтичностью, пусть и окрашенными в печальные тона, но на самом деле он оказался в нечеловеческих условиях: его приковали цепью в углу подвала, постелью ему служила гнилая солома, пропитанием — кусок хлеба и кружка воды, да и то не каждый день приносимые. Врачи в подвальные помещения больницы наведывались очень редко, так что несчастные больные находились в полной власти самоуправной и жестокой санитарной прислуги и надзирателей. Корейша в короткое время исхудал так, что стал походить на скелет, обтянутый кожей. Наверное, он так бы и сгинул в подвале дома умалишенных, но благо неоднократные обращения пациентов и их родных с жалобами на произвол персонала привели к смене руководства больницы и принципов содержания больных.
18
Это старейшее лечебное учреждение впоследствии стало Московской Преображенской больницей, а сегодня называется Психиатрическая клиническая больница № 3 имени В. А. Гиляровского.