Но этого не произошло. Океан Тетис отступил, и остров превратился в часть материка. Медведи и саблезубые тигры быстро опустошили райские места. Прямоходящая обезьяна, карликовые слоны и другая живность были истреблены, поскольку животные, населявшие рай, не выработали инстинктов самосохранения.
И это не единственная попытка обезьян перейти Рубикон и оказаться в стане первобытных предков человека. Как уж неоднократно говорилось, даже ученые одно время соглашались с мыслью, что род человеческий произошел от пра–Евы и пра–Адама, живших некогда на африканском континенте. На то указывали как находки археологов (в частности, Д. Джохенскона и его коллег из Калифорнийского университета в Беркли), так и ДНК–анализ останков, проведенный, в частности, французским генетиком Ж. Люкотом и его сотрудниками.
А известный британский генетик, профессор Оксфордского университета Брайан Сайкас недавно даже счел возможным опубликовать книгу «Семь дочерей Евы», в которой утверждает, что жила та самая Ева всего 200 тысяч лет тому назад. Что же касается народов Европы, то все они происходят от семи женщин, появившихся на континенте 450 поколений назад.
Кстати сказать, и многие материалисты, обходившиеся в своих теориях происхождения человека без Всевышнего, в чем‑то были солидарны с вышеприведенными рассуждениями. Прежде эволюционное древо гоминидов выглядело так: внизу — общий предок человека и обезьяны, вверху — гордый Хомо (или гомо) сапиенс, то есть мы с вами.
Однако эту стройную и понятную схему обратил в хаос взрыв недавних открытий. Прежде всего, нашли два новых черепа в Кении. Одному четыре миллиона лет, другому шесть. Но оба не укладываются в прежние схемы, не находят себе места на кривом генеалогическом древе человечества.
Ну что же, давайте попробуем представить себе ствол, тянущийся из глубины миллионолетий и образованный стоящими на плечах друг у друга фигурами «гомонидов». Эта схема отражает такое понимание человеческой эволюции, когда каждый предыдущий вид наших предков дает начало следующему виду, а тот следующему, пока дело не доходит до современности.
Ну вроде как описано в Библии: общий предок человека и обезьяны «родил» Австралопитека вида анаменсис, тот, в свою очередь, «родил» Австралопитека вида афаренсис, афаренсис путем мутации (эволюции) «родил» Гомо хабилиса, тот — Гомо эректуса, а уже этот, наконец, — Гомо сапиенса.
Такая вот, упрощенно говоря, прямолинейная, древоподобная эволюция. Как говорится, генеалогическое древо. И когда на нем обнаруживаются какие‑то боковые ветви, то их обязательно считают боковыми, недоразвитыми, тупиковыми.
Скажем, появляется рядом с Австралопитеком анаменсисом вдруг Ардипитекус рамидис (то есть находят новый череп того же возраста, но с совершенно другой, скажем, зубной эмалью или покатостью лба), его тут же объявляют боковой ветвью. А чтобы не мешал стройности схемы, добавляют, что ветвь тупиковая; она вскоре засохла. Потомков не было, ветвь исчезла без последствий для человеческой генеалогии.
Именно так в свое время разделались с неандертальцами. Появились кроманьонцы — неандертальцы вымерли. Для нашего удобства, видимо, чтобы не портить картину непрерывного прогресса — от амебы до его величества человека.
Однако некоторых ученых эта картина вскоре стала раздражать. Прежде всего, своей древесной прямолинейностью. Настораживал тот факт, что стройность теории достигается за счет искусственного обрезания всего, что существовало рядом с «основным» стволом. «В лесу так не бывает, — горячились исследователи. — Такое возможно лишь в культивируемом саду. Но кто тогда — Садовник? Кто обрезает боковые ветви?..»
И чтобы Всевышнему не пришлось осваивать еще одну профессию, решили, что дело могло обстоять так. Новый вид вряд ли способен появляться из старого путем тупого прямолинейного развития одного из другого. Появлению нового вида, говорили Стивен Гулд и другие эволюционисты, обязательно предшествует лихорадка эволюционной активности.
Иными словами, возникает множество разновидностей, слегка, а потом и не так уж слегка отличающихся от прежней. Многие из этих разновидностей продолжают сосуществовать и далее, постепенно все более расходясь, образуя новые виды и продолжая эволюционировать. И никто из них не «выше» и не «ниже» других; нет среди них ни «главного ствола», ни «боковых ветвей». Так что нельзя воображать эволюцию в виде древесного ствола — скорее, она похожа на гигантский кустарник, покрывающий огромную пустошь и состоящий из множества более мелких кустов, у каждого из которых есть свои ветви, и веточки, и листочки…