Пока они веселились во дворе, я делала спагетти, гренки с чесноком и салат.
Лиззи помогала мне, резала помидоры в салат. Она поглядывала на Тревора.
– Не понимаю, – сказала она.
– Что ты не понимаешь? – бросила я, бросая лапшу в кипящую воду.
Я уже знала, что она скажет. Ее чувства говорили, что она влюбилась в Тревора.
– Как он может быть таким милым, – мечтательно сказала она. Меня чуть не стошнило.
– Он не по девушкам, – сказала я.
Она нахмурилась.
– Он гей?
– Нет, – я замерла и повернулась к ней. – Как бы сказать? Тревор асексуален, как губка, – я взяла стебелек сельдерея и откусила.
Ее эмоции изменились, стали добавлять мне депрессии, что мне не нравилось.
– Не пойми превратно, – сказала я. – Он любит пришельцев больше людей. Он будто застрял на другой планете. Это не значит, что его нельзя спустить на Землю. Он просто сейчас не здесь, я на это намекаю.
Она просияла.
– Точно. Это могу быть я.
– Да, – я отвернулась от нее и положила гренки с чесноком в печь. Я помешала соус на плите. Мне не нравилось врать Лиззи. Ей было тринадцать, она мило влюбилась в Тревора. Даже если он заметит ее, их разница в возрасте была неприемлемой. Тревор знал это.
– Мне нравятся его волосы и глаза, – она резала грибы. – И как он говорит. Это так… ай!
Я бросила ложку и подбежала к ней. Она порезала палец, кровь лилась из пореза. Я прижала полотенце к ране.
Ее эмоции затопили мое тело. Я вдруг ощутила жжение в пальце. Я отпустила ее и прошла к рукомойнику. На моем пальце был такой же порез, как у Лиззи. Я сделала вид, что мыла руки, но вместо этого смыла кровь.
После одержимого и пули я поняла, что нужно осторожнее вести себя с людьми с сильными эмоциями. Обычно так было при боли или наслаждении. Их эмоции становились доминантой, и чем ближе я стояла к ним, тем проще было получить их рану.
– У тебя есть пластыри? – спросила Лиззи.
– Да, в ящике у двери.
Лиззи пошла за пластырем, я включила воду. Кровь все текла, и я пошла к доске и сделала вид, что резала огурец и задела палец ножом.
– Ох, – я подняла палец.
Лиззи посмотрела на меня.
– Ой, и ты порезалась. Я принесу пластырь.
– Спасибо.
Она порылась в шкафчике, нашла коробочку и вытащила два. Я склонилась над стойкой и протерла глаза. Меня все выводило. Я решила сесть за стол. Лиззи села рядом и протянула мне пластырь.
– Спасибо, – сказала я, заклеила палец.
– Можно задать вопрос? – сказала она.
Я кивнула.
– Давай.
– Если бы ты могла получить кого угодно в мире, кто бы это был?
Я пыталась прочесть ее эмоции, но ощущала лишь любопытство.
– Почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами.
– Я думала об этом на днях. Что бы я сказала, если бы у меня такое спросили.
– И что бы ты сказала? – спросила я.
– Сначала ты.
– Родителей, – тут же ответила я. – Я хочу их вернуть.
Лиззи кивнула. Я пробыла с ней месяц и поняла, что она не давала плохим ситуациям портить настроение. Может, потому мне нравилось быть рядом с ней. Она давала мне отвлечься от горя, ведь не страдала.
– Теперь ты, – сказала я.
– Я думала об этом и хотела сказать «маму». Потому и спросила тебя. Я хотела узнать, назовешь ли ты родителей, но поняла, что я бы не назвала ее. Я не знала ее, так с чего мне хотеть ее возвращать? И я подумала, что никого не хотела бы. И мне стало одиноко.
– Нет, – сказала я. – Просто ты независима. Это хорошо, – я теребила салфетку на столе. – Что случилось с твоей мамой?
– Доджер не рассказывал?
Я покачала головой. Я и не спрашивала. Не выпадало шанса. Когда я была в их доме, я не увидела фотографий матери, так что и не вспомнила о ней. Почему–то они втроем отлично смотрелись, и четвертый человек был бы странностью.
– Она ушла, когда мне было три, а Доджеру – десять. Я ее совсем не помню, и когда она ушла, все с ней пропало.
– Она ушла по причине?
Лиззи кивнула.
– Да, у нее были проблемы после рождения Доджера. Депрессия. А потом я родилась, и она не выдержала, – она улыбнулась. – Я была случайной. Она не хотела еще ребенка, – она пожала плечами. – Не все могут быть родителями, понимаешь?
– Да, – я подумала о Киллиане. Он не был матерью Лиззи, но и не был отцом года.
Дверь вдруг открылась.
– Ощущаете запах? – спросил Джек, открыл печь, и оттуда вырвался дым. Он махал в воздухе и кашлял.
Доджер занялся выкипающей водой. Запищал датчик дыма, и Тревор встал на стул и отцепил прибор от потолка.
Пиканье прекратилось, вошел Дастин. Он увидел полотенце в крови.
– Что случилось?
– Мы порезали пальцы, пока готовили, – сказала Лиззи. – Пустяки.