Этот акт строгости немного охладил пыл поджигателей, но в тот же самый момент бешеные банды бросились на дома Брута и Цезаря, чтобы поджечь их, пытались взять их приступом, между тем как жители соседних домов вышли из них и, смешавшись с толпой, умоляли не делать поджогов, чтобы и их дома не стали жертвой огня.[20]
С большим трудом удалось успокоить безумцев и заставить их удалиться. Одна из этих банд встретила на пути народного трибуна, на свое несчастье назвавшегося Цинной, как и претор, произнесший 16 марта речь на форуме против Цезаря. Его приняли за это лицо, бросились на него, разорвали на куски и надели его голову на копье.[21]
Всю ночь пылал костер, поддерживаемый толпой, не покидавшей форума,[22] и все кварталы города были охвачены беспорядками.
Беспорядки продолжались и после похорон
20—30 марта 44 г. до Р. X
На следующий день вольноотпущенники Цезаря разыскали в костре среди углей и пепла полусожженные останки тела,[23]
благочестиво собрали их и перенесли в фамильную гробницу,[24] расположенную в неизвестном нам месте. Таким образом Цезарь достиг места своего последнего упокоения после жизни, полной опасности, усталости, ошибок и удач, и после столь бурных похорон. Но чернь не успокоилась; ее возбуждение было усилено беспорядками ночи и похорон, безнаказанностью и особенно поддержкой ветеранов, раздражение которых под страхом потери обещанных вознаграждений увеличивалось с каждым днем. На другой день после похорон в городе продолжалось беспорядочное волнение без вождей, без смысла, без определенной цели. Снова пытались взять штурмом дома заговорщиков,[25] огромная толпа людей теснилась, чтобы посмотреть на остатки костра; повсюду было такое волнение, что заговорщики сочли благоразумным остаться дома и в этот день. Антоний, следуя своей политике успокаивать консерваторов не раздражая народной партии, издал очень строгий декрет, запрещающий всем, кроме солдат, ношение оружия,[26] но не принял никаких серьезных мер для его применения. Таким образом, мятеж продолжался и принимал все большие и большие размеры на третий и четвертый день; к гражданам присоединились иностранцы, двигавшиеся толпами к месту сожжения тела Цезаря, чтобы по-своему оказать ему почести; особенно в большом количестве приходили туда иудеи, чтобы засвидетельствовать свое уважение человеку, победившему завоевателя Палестины — Помпея и давшему им много привилегий.[27]
Заговорщики тщетно ожидали по домам часа, когда можно будет безопасно выйти; то, что казалось предусмотрительной предосторожностью, обернулось вынужденным заточением. Брут, Кассий и другие заговорщики, занимавшие государственные должности, должны были отказаться от мысли спуститься на форум и приняться за исполнение своих обязанностей; масса общественных дел была прервана и приостановлена. Постепенно среди этих непредвиденных беспорядков все стали чувствовать себя в большом затруднении. Наиболее выдающиеся цезарианцы, составившие себе капитал[28] и желавшие хотя бы сохранить приобретенное, были в постоянном страхе, что благодаря беспорядкам могут вернуться к власти консерваторы, как было во времена Сатурнина и Катилины. Они, однако, не имели смелости оказать какое-либо противодействие, стыдясь и боясь одновременно быть в партии Цезаря, смешавшейся теперь с мятежными римскими бандами. Почти все они продолжали держаться вдали от Рима. Члены коллегии, образованной Цезарем для празднования ежегодных игр в честь богини Победы, не осмеливались начать свои приготовления.[29]
Оппий просил поддержки у Цицерона.[30]
Сам Гирций, как предполагается, очень быстро выехал из Рима;[31] даже Лепид не знал, на что решиться. Были дни, когда он боялся быть убитым подобно Цезарю; в последующие дни, побуждаемый своей женой Юнией, сестрой Брута, он писал дружественные письма заговорщикам,[32] хотя Антоний, чтобы не лишиться его поддержки, обещал добиться избрания его великим понтификом на место Цезаря.[33]
Трудности положения
20—30 марта 44 г. до Р. X
Антоний был покинут всеми; он не мог применить репрессии против черни и не желал, подобно Марию в 100 году, быть уничтоженным взбунтовавшимися, доведенными до отчаяния консерваторами. Поэтому он предоставил Рим мятежникам и разъяренным ветеранам и рассчитывал в то же время приобрести расположение знати, предлагая цветы тем, кто нуждался в мечах. Он поддержал в сенате предложение Сервия Сульпиция отменить все привилегии и все преимущества, предоставленные Цезарем, но еще не приведенные в исполнение до 15 марта.[34]
28
Богатства Саллюстия вошли в пословицу; по поводу богатств Корнелия Бальба см.: Dio, XLVIII, 32.
31
После того, что рассказывает о Гирции Николай Дамасский (27), мы ничего не знаем о нем, вплоть до послания письма Цицерона к Аттику, XIV, 11, 2 (12 апреля), из которого видно, что Гирций был в Путеолах.
34
Cicero, Phil., I, I, 3; II, XXXVI, 91; Dio, XLIV, 53. Текст этого сенатского постановления неодинаков в обоих местах Цицерона; Дион нисколько не помогает нам узнать его точный текст, и цель постановления остается малопонятной.