Открытое заседание сената
1—2 июня 44 г. до Р. X
Антоний, напротив, был очень далек от исполнения приписывавшихся ему ужасных проектов и заметил, что является господином положения, как сказали это Брут и Кассий несколько дней тому назад, только 1 июня, когда, к своему великому изумлению, увидал, что в сенат не явились ни Цицерон, ни консулы следующего года, ни наиболее выдающиеся сенаторы.[151] Это был день сюрпризов. Антоний нашел на заседании только неизвестных сенаторов, готовых позволить ему говорить и делать что угодно. Все ожидали к тому же, что Антоний представит сенату свои требования относительно провинций, но были изумлены, видя, что консул на этом заседании касался только текущих дел, и никаких намеков на ожидаемые проекты не было. Неужели на Антония наклеветали? К вечеру консерваторы успокоились. Но ободренный отсутствием выдающихся вождей и как часто бывает после долгих колебаний, Антоний по окончании заседания решил действовать с величайшей поспешностью и, не дожидаясь истечения законного срока в три нундины,[152] созвать неожиданно на следующее утро народное собрание, чтобы воспрепятствовать своим противникам послать враждебных трибунов для наложения их veto, а с помощью дружественных трибунов предложить на сходке закон, продлевающий ему и Долабелле время проконсульства в Сирии и Македонии на шесть лет, включая и год консульства. Однако даже в этой торопливости он старался быть благоразумным и щадил консерваторов, предлагая им некоторую компенсацию за свои незаконные действия. Он на время отказался от своего требования относительно Галлии и назначил на 5 июня заседание, на котором должен быть издан декрет, утверждающий за Брутом и Кассием их провинции. Он предполагал также по предложению тех же самых трибунов и в том же народном собрании превратить в закон сенатское постановление, учреждавшее комиссию для разбора бумаг Цезаря. Инструкции ветеранам и друзьям были даны с вечера. Утром консул, расположенные к нему магистраты и некоторое количество граждан, изображавших из себя трибы, собрались на форум, а днем много лиц, даже не подозревавших, что в этот день происходило народное собрание, узнали о поспешном принятии legis de provinciis и legis de actis Caesaris cum consilio cognoscendis.[153] Вероятно, в тот же день Бальб не без некоторого изумления узнал, что Антоний задумал послать Брута в Азию, а Кассия — в Сицилию для закупки там хлеба.[154] Это был один из самых ловких маневров, потому что если бы оба заговорщика отказались от поручения, то на них можно бы возложить ответственность за хронический недостаток хлеба в Риме, а если они примут его, то вынуждены будут уехать и бросить все меры на защиту консервативной партии ради переговоров с хлеботорговцами.
Раздор между Антонием и Октавианом
За последними тревожными днями мая в рядах консерваторов и заговорщиков последовало относительное затишье, когда стало ясно, что по крайней мере амнистия осталась нетронутой. Сам Цицерон немедленно после приезда в Тускул обратился к Долабелле с просьбой избрать его своим проконсульским легатом, но с позволением вернуться в Рим, когда он захочет.[155] После бесполезных разговоров с «героями» он решил, что лучше всего отправиться путешествовать за счет государства. Когда, однако, узнали о намерениях Антония относительно провинций Кассия и Брута, все были возмущены.[156] Можно ли давать столь низкое поручение двум освободителям родины! Это было замаскированное изгнание, а не поручение; Антоний хотел удалить их из Италии и отнять у Децима его провинцию.[157] Брут снова послал приглашения к своей матери, Цицерону, Аттику и всем своим друзьям, прося их собраться в Анции для новых переговоров. Однако новые разногласия возникли в Риме, на этот раз между Антонием и Октавианом. Раздраженный нанесенным ему оскорблением, последний принялся агитировать среди масс, выставляя консула врагом народа, напоминая о кровавых репрессиях 47 года,[158] обвиняя его в измене памяти и партии Цезаря и в препятствиях к уплате завещанных последним сумм. Свои речи он сопровождал выразительным заявлением, что продаст все имущество Цезаря, свое имущество и имущество своей фамилии, лишь бы поскорее заплатить каждому по 300 сестерциев.[159] Антоний из мести стал чинить препятствия куриатному закону, утверждавшему усыновление,[160] и в этом ему помогали родственники заговорщиков, не желавшие иметь в Риме сына Цезаря. Поэтому Октавиан с большим жаром принялся за агитацию среди народа; он набрал себе банду сторонников и, как новый Герофил, ходил по римским улицам, произнося повсюду речи против Антония, стараясь возмутить самих ветеранов, снова призывая мстить за Цезаря, обвиняя Антония в его нежелании мстить за диктатора и в измене своей партии.[161] Он писал также к своим друзьям в македонские легионы, чтобы сообщить им о том, как позорно обращается Антоний с сыном Цезаря.
154
Cicero, A., XV, 9, I: он получил письмо Бальба с этим известием вечером
июня, вероятно, в Тускуле.
160
Dio, XLV, 5. В рассказе Аппиана (В. С., III, 2 сл.), мне кажется, много преувеличений.