Однако ночью он убедился, что известие ложно, и на следующий день утром приказал своей армии двинуться по направлению к Aquae Statiellae; 6, 7 и 8 мая он шел не останавливаясь и 9 мая находился от Вады на расстоянии всего 30 миль.[497] Там он наконец получил более точные сведения об Антонии. Вентидий прибыл, вероятно, 7 мая, и Антоний мог какое-то время считать себя в безопасности. Но через несколько часов он горько разочаровался: три легиона очень устали, и когда 8 мая Антоний обратился к ним с речью, объявляя свое намерение соединиться с Лепидом, мысль, что придется сделать еще более ста миль по этим диким странам, до такой степени напугала их, что они отказались, говоря, что хотят вернуться в Италию, даже если им придется там умереть. Тогда Антоний обещал отправить их на следующий день в Поллентию (совр. Pollenzo), в то время как сам намеревался идти с войсками в Нарбонскую Галлию.[498] Осведомленный обо всем этом, Децим Брут изменил свой маршрут и поспешно пошел на Поллентию, куда прибыл за час до авангарда Вентидия, оказав таким образом великую услугу Антонию.[499] Увидев, что они отрезаны от Поллентии, три легиона решили опять направиться в Галлию и последовали за Антонием на расстоянии двух дней пути.[500]
Октавиан и сенат
В двадцатых числах мая об этом стало известно в Риме, а Цицерон все более и более утверждался в мысли обратиться к Октавиану; но враги Антония и завистники Децима обвиняли последнего в том, что он своими действиями позволил ускользнуть беглецу.[501] Их раздражение было так сильно, что через несколько дней от Децима пришли другие письма, в которых он, подобно Цицерону, советовал проявить предусмотрительность по отношению к Октавиану и призвать в Италию Марка Брута.[502] Такое предложение было выдвинуто в Риме в эти дни с целью успокоить волнение, причиненное известиями об Антонии; равным образом поднимался вопрос о том, чтобы призвать в Италию легион, бывший в Сардинии, и ускорить прибытие африканских легионов.[503] Между тем стало известно, что Луций Антоний прибыл 8 мая в Forum Julii.[504] Волнение еще более возросло, когда в конце мая возвратились послы, побывавшие в лагере Октавиана для переговоров с солдатами. Сын Цезаря оказал им очень странный прием. Их привели в лагерь и собрали солдат, последние, однако, отказались слушать послов в отсутствие Октавиана, нужно было с этим согласиться. Октавиан пришел, и послы изложили решения сената; но корпоративный дух между товарищами по оружию был так могуществен в ту эпоху, что поднялся общий протест, и те, кому предлагали вознаграждение, негодовали сильнее тех, кто был его лишен.[505] Солдаты не удовлетворились и аграрным законом: они жаловались, что Октавиан не был избран в комиссию.[506] Это был первый намек на то, что Октавиан может стать опасной силой. Несмотря на иллюзии, которые питали многие в Риме, нельзя было долго оставаться в бездействии. Если бы было недостаточно одной силы вещей, то Октавиан вынужден был бы действовать под давлением окружающих — старых офицеров и солдат Цезаря. Хотя они и подняли оружие против Антония, все же чувствовали к консерваторам очень давнюю и сильную ненависть и боялись, что на развалинах цезарианской партии возникнет консервативная. Многие из них старались поссорить Октавиана с Цицероном; доходили до того, что рассказывали, как Цицерон говорил о намерении его убить,[507] и приглашали его действовать более решительно.[508] Ему говорили, что сделавшие его пропретором консерваторы хотят избавиться от него, так как они уже делали попытку дискредитировать его, называя ребенком. Если Антоний был почти уничтожен случившимся, то Октавиану нужно было поскорее стать во главе цезарианской партии, не имевшей более вождя. Не дал ли он сам, следуя примеру Герофила, толчка к намерению отомстить за Цезаря, которое так удачно продолжал Антоний? Октавиан, приемный сын и наследник Цезаря, не был ли самым подходящим человеком, чтобы продолжить это движение? Оба консульских места были вакантны; закономерные трудности и интриги слишком многочисленных кандидатов замедляли выборы; Октавиану нужно было выступить кандидатом на консульство, представившись народу в качестве сына Цезаря и сказав, что он готов взяться для блага народа и солдат за все проекты, выполнить которые его отцу помешал заговор. В Риме еще не видывали консула в девятнадцать лет, но времена изменились. Он, конечно, будет избран и сделается, таким образом, главой цезарианской партии.
508
Cicero, ad Brut.(I, 10, 3) говорит, что именно друзья Октавиана побуждали его домогаться консульства, и это кажется очень вероятным.