Антоний отплывает в Азию
Антонию пришлось на время оставить свои грандиозные и великолепные замыслы касательно Азиатской империи и расстаться с Клеопатрой. В начале марта он с небольшим флотом отправился в Тир, где, по-видимому, уяснил, что для отражения нападения нужно было призвать значительные подкрепления из Македонии и Италии. Принужденный сразу уступить Сирию неприятелю, он решил через Кипр и Родос отправиться в Азию, а оттуда — в Грецию, чтобы, собрав там большую армию, вернуться на Восток для отражения парфян.
Немедленно по его отъезде мелкие гарнизоны, окруженные значительными силами врагов, сдались. Один Децидий попытался сопротивляться в Апамее, но так как Лабиен старался подкупить его солдат, бывших ранее легионариями Брута и Кассия, то он испугался измены и бежал в Антиохию. Узнав о его бегстве, Лабиен захватил и казнил почти весь маленький гарнизон, преследовал беглеца до Антиохии, осадил город и овладел им, принудив Децидия к новому бегству — в Киликию. Сирия и Финикия почти целиком были во власти парфян; держался один Тир, где укрылись окрестные римляне, как во время нашествия Митридата в Вифинию в 74 году они укрылись в Халкедоне. Пакор с частью своей армии двинулся затем в Палестину, а Лабиен с другой частью направился на завоевание Киликии.[764]
События в Италии
В Эфесе Антоний нашел италийских курьеров с известием об осаде Перузии и ужасном смятении, вызванном в его партии падением этого города. Это были новые и очень серьезные затруднения для триумвира, уже озабоченного войной с парфянами. Неужели разом рухнет все здание, воздвигнутое с таким трудом при Филиппах и несколько месяцев тому назад способное, по-видимому, простоять века? Перузинская резня перепугала его друзей и родных и обратила их в бегство. Фульвия в сопровождении трех тысяч всадников, посланных ей генералами Антония, направилась в Брундизий, чтобы оттуда отплыть в Грецию и дожидаться Антония в Афинах.[765] Планк бросил командование своими тремя легионами и бежал с Фульвией; его мать Юлия бежала к Сексту Помпею, принявшему ее очень любезно;[766] Азиний Поллион со своей армией поспешно отступил к дельте реки По, где готовился вести оборонительную войну;[767]Вентидий Басс направился, кажется, в Брундизий.[768] Все старались держаться морского берега, чтобы не потерять связи с Антонием. Многие сторонники Фульвии и Луция бежали, одни — к Сексту Помпею, другие — к самому Антонию. В числе последних были сын Сервилии, Марк Юний Силан и Тиберий Клавдий Нерон. Последний тайно сел в Неаполе на корабль вместе со своей женой, дочерью убитого при Филиппах Ливия Друза, и своим годовалым ребенком, который по капризу судьбы стал впоследствии императором Тиберием.[769]
Октавиан в Риме
Октавиан остался единственным господином Италии, господином жестоким и страшным, характер которого, по-видимому, ухудшался с каждым днем. В судебных процессах против плебеев, вольноотпущенников, чужестранцев он с такой легкостью выносил приговоры, обрекавшие их на пытку, смерть, распятие, что народ прозвал его палачом;[770] он посещал притоны и предавался отчаянной игре;[771] он шокировал Рим скандалами необузданного распутства, посылая за прекрасными матронами, понравившимися ему мимоходом, и принуждая их тотчас же удовлетворять его желания.[772]Мрачный и, несмотря на свое могущество, всем завидующий, Октавиан не доверял никому из своих сотрудников. Сам Агриппа, способности которого он начинал ценить и который, несмотря на свою молодость, был в этом году претором, жаловался на эту зависть и держался настороже, чтобы не давать к ней повода.[773]Действительно, его победа и последовавшая за ней всеобщая растерянность испугали Октавиана, а страх сделал его жестоким. Преувеличивая вместе со всеми влияние Фульвии на ее мужа, он знал, что она склонит его к мщению; знал, что Антоний сильнее его, что он располагает могущественной армией и верными друзьями; знал, что Секст Помпей оказывает любезности матери и сторонникам Антония, и эти любезности в высшей степени беспокоили его, указывая на возможность союза его товарища с Помпеем. И он старался защищаться, распространяя вокруг себя ужас, стараясь всеми средствами привязать к себе солдат и плетя вероломные интриги. Он начал с того, что отдал Италию ветеранам. Ужасная перузинская война как будто бы не насытила еще его жестокость: он конфисковал почти всю территорию Нурсии за то, что граждане воздвигли памятник жертвам защиты города с надписью, что они умерли за свободу, указывая этим, как сожалела о древней республике зажиточная италийская буржуазия.[774] Он ускорил основание колоний, сделал подарки всем ветеранам и заменил в Цизальпинской Галлии Азиния Поллиона Алфеном Варом. Теперь он всеми средствами старался возмутить легионы Антония. Агриппе удалось привлечь под свои знамена два покинутых Планком легиона, но кавалерия отправилась к Сексту Помпею, а третий легион присоединился к Вентидию.[775] В этот, кажется, момент Октавиан постарался подкупить Калена, Вентидия и Азиния, маскируя это якобы попыткой заключить мир.[776] Но его старания окончились неудачей: никто более не доверял ему, а Антоний пользовался слишком большим влиянием. Последний быстро приближался к Греции, а Фульвия двигалась ему навстречу. Угроза прибытия товарища причиняла Октавиану такое беспокойство, что в конце мая он обратился с просьбой о вмешательстве в его пользу к матери Секста, к той Муции, с которой великий Помпей развелся после своего возвращения с Востока, заподозрив ее в связи с Цезарем.[777] Союз с Помпеем он предпочитал унижению перед Антонием и Фульвией. Настоящее чудовище, имевшее все пороки тиранов — страсть к насилию, гордыню, сластолюбие и вероломство, Октавиан внушал ужас Италии. Однако, как ни странно это для тирана, у него было несколько верных друзей, в том числе его учитель Афинодор из Тарса и происходивший из некогда царствующего дома Этрурии Меценат, мы не знаем как он с ним познакомился. Октавиан всегда имел их рядом с собой и обо всем совещался с ними. Вещь еще более странная для тирана: он терпеливо выслушивал их суждения, признавал иногда себя виновным и обещал исправиться.[778] Происходила ли испорченность Октавиана от дурной, испорченной натуры, или она была кризисом болезненного юноши, испорченного властью, ожесточенного ненавистью и страхом? Это была важная проблема, которую должно было разрешить будущее.
764
См.: Dio, XLVIII, 24–26.— Дион (XLVIII, 25) указывает на истинную причину, по которой Антоний не остался в Тире: в Сирии были только слабые и немногочисленные старые гарнизоны Кассия; легионы Антония находились в Италии, Галлии и Македонии. Дион, однако, указав на эту вероятную причину, присоединяет к ней нелепые домыслы об Антонии как человеке, потерявшем голову от любви к Клеопатре.
765
Арр., В. С., V, 50. Это бегство не могло быть очень поспешным, и поэтому Фульвия и Антоний могли встретиться в Афинах.
767
Velleuis, II, 76. Вероятно, в это время на падуанцев была наложена та контрибуция оружием и деньгами, о которой говорит Макробий (I, XI, 21). Мне, однако, кажется, что Азиний не мог иметь тех семи легионов, которые ему приписывает Веллей.
777
Хронология этих интриг очень запутана; я пытался установить ее, исходя из единственной точной даты, сообщаемой Дионом (XLVIII, 20), именно, что Октавиан отправился в Галлию в тот момент, когда Секст, узнав об этом, мог организовать нападение на берега Италии во время аполлоновских игр, т. е. в середине июля. Следовательно, Октавиан уехал во второй половине июня. Дион (XLVIII, 20) говорит, что Октавиан уехал после того, как узнал о неудаче своих заискиваний перед Секстом; последние, следовательно, имели место в апреле или в мае. Попытки, о которых упоминает Дион (XLVIII, 20), те же, о которых он уже говорил ранее (XLVIII, 16), т. е. предпринятые через Муцию; они, как мне кажется, относятся к моменту брака со Скрибонией и, подобно этому браку, обусловлены союзом, предложенным Секстом Антонию. Аппиан (В. С., V, 53) описывает события иначе: по его словам, Октавиан узнал о союзе, предложенном Секстом Антонию, после своего возвращения из Галлии; ко времени после этого возвращения относит и проект брака, не упоминая при этом о Муции. Хронология Ал пиана должна быть точной, ибо этот брак не мог быть предметом переговоров в мае. Эти переговоры, по словам самого Диона, прервались оттого, что в конце июня Октавиан узнал о намерении Секста напасть на берега Италии, и тогда он не стал бы вступать в брак, становившийся совершенно бесполезным. Переговоры, следовательно, должны были происходить позднее. Но противоречие может быть разрешено, если не смешивать, подобно Диону (XLVIII, 16), вмешательства Муции с переговорами о браке. В мае Октавиан послал Муцию склонить Секста к миру, но безрезультатно; в июне он уехал в Галлию, где оставался весь июль; вернувшись в августе, он узнал о переговорах, начавшихся между Секстом и Антонием, и постарался тогда прервать их, предложив этот брак. Тот факт, что Аппиан говорит о переговорах о браке без упоминания о Муции, вполне подтверждает мою гипотезу.
778
Dio, LV, 7; LVI, 43; Zonaras, X, 38 (544). Проявления тирании отличают первую половину его жизни, потому что они совершенно несовместимы с умеренностью, характерной для Октавиана после принятия титула Августа.