Эгнаций Руф
К несчастью, Август не был рожден командовать армиями. Кантабры и астурийцы, зная, что в случае поражения они будут уведены вглубь гор, чтобы извлекать оттуда золото, защищались с отчаянной храбростью; пользуясь колебаниями Августа, они ловкими и быстрыми переходами скоро поставили его в затруднительное положение. Он имел счастье заболеть в удобный момент; это обстоятельство оправдало в глазах легионов его возвращение в Тарракону и передачу командования своим двум легатам: Гаю Антистию и Гаю Фурнию.[81]
Август со своим обычным благочестием удовольствовался принесением обета построить новый храм на Капитолии Юпитеру Гремящему (Iuppiter Tonans) в благодарность за то, что во время одного перехода он был чудесным образом спасен от удара молнии:[82] если поэтому благодаря ему Рим не овладел золотыми рудниками астурийцев, он должен был по крайней мере иметь одним храмом более. После внезапного падения Корнелия Галла в Риме возник другой беспорядок. Незнатный человек, некто Марк Эгнаций Руф, избранный эдилом на 26 г., вступил в отправление своей должности с необычайным рвением; и в то время как эдилы обычно допускали гореть дома простого народа, говоря, что у них нет средств для тушения пожаров, он захотел сделать для огня то же, что Агриппа сделал для воды, а Август — для государственного бюджета: а именно, составил из своих рабов несколько пожарных дружин и, подобно Крассу, являлся при возникновении пожаров тушить их, но бесплатно.[83] Поэтому в средних классах и в простом народе, где держались за свои дома и движимость так же, как за конституцию, Руф сделался очень популярен. Комиции утвердили закон, предписывающий возвратить ему все издержки, сделанные им ради общественного блага[84] и, так как приближались выборы на 25 г., его сторонники хотели теперь же предложить его в преторы[85] в обход закона и вопреки принципам законности, с таким трудом восстановленным Августом и его друзьями. Знать была раздражена и утверждала, что если пожарные ревностно тушат в Риме пожары, то так же ревностно зажигают в умах демагогические страсти.[86]
Нападки на Руфа, сравнительно с процессом Галла
Гибель Галла придала мужества партии знати, указывая ей, что в зажиточных классах, среди наиболее почтенных сенаторов, среди всадников и даже в среднем классе, существует теперь глубокое отвращение к революционным деятелям и поступкам; ее также ободряла обнаруживавшаяся с каждым днем перемена в общественном мнении, которое во всех социальных классах, как часто бывает галла после революций, снова прониклось почтением к знатности, к богатству, к древней славе и возненавидело незнатных честолюбцев, находившихся в сенате после мартовских ид, рассматривая их как недостойных представлять величие Рима в великом собрании. Осмелевшая знать решилась теперь обвинять Руфа в подготовлении восстания при помощи своих пожарных и в возобновлении демагогической агитации прежнего времени; никто не считался даже с тем, что Руф только следовал примеру Агриппы и Августа. Но на этот раз знать ошиблась. Руф не писал, подобно Галлу, прекрасных стихотворений и не завоевывал провинций, а спасал от огня жилища римских бедняков; и расположение масс в пользу его противозаконной кандидатуры в преторы возрастало так быстро, что Статилий Тавр, в качестве консула председательствовавший на выборах, не осмелился вычеркнуть его имя из списка кандидатов, и Руф был избран.[87] В то время как Август был далеко, в том Риме, где на словах так старались восстановить аристократическую конституцию и приспособить ее к потребностям эпохи, один человек мог толкнуть снова партии на борьбу, возбудить одновременно революционное нетерпение низших классов и гордость вновь сделавшейся могущественной знати, и этот человек был пожарный. Народ не колебался нарушить основные принципы конституции, восстановленной два года назад при всеобщей радости, лишь бы быстро тушились пожары. А аристократия, чтобы снова дать почувствовать свою силу, под предлогом борьбы с демагогией хотела, чтобы народ позволял гореть своим домам, и, нападая на Руфа, восставала против того основного принципа реформы общественных должностей, который Август и Агриппа благоразумно старались ввести в администрацию, организуя сперва частные службы рабов. Однако аристократия, так ловко ниспровергнувшая Галла, знаменитого поэта, славного полководца и очень могущественного человека, была на этот раз побеждена Руфом, имевшим только ту заслугу, что он потушил четыре пожара. Контраст был смешон, но все покорно и молча подчинились этому. Сам Август решил дать префектуру Египта, т. е. наиболее важную должность империи после своей, незнатному всаднику К. Петронию, вероятно, потому, что все знатные лица, испуганные участью Галла, отказывались от этой должности.[88] Сам он продолжал обращать внимание только на поиски во всех областях империи драгоценных металлов и из Тарраконы следил за войной против кантабров и астурийцев, руководимой его генералами. На следующий год (25 г. до Р. X.) он подготавливал две экспедиции — одну в область салассов (современная долина Аосты) с целью овладеть альпийской долиной, наиболее богатой золотом, а другую — во внутреннюю Аравию, чтобы овладеть сокровищами, которыми, как думали, владели арабы.
81
Дион (LIII, 25) упоминает только одного легата: Антистия. Флор (И, XXXIII, 51;IV, XII, 51) называет троих: Антистия, Фурния и Агриппу. Орозий (VI, XXI, 6) говорит о двух: Антистии и Фирнии. Следовательно, относительно Антистия сомнений не существует. По отношению к Агриппе я склонен думать, что Флор спутал с последующими войнами; мы действительно знаем, что в 27 и 25 гг. Агриппа был в Риме, и, кроме того, Оризий не упоминает о нем в этой войне. Что касается легата, по поводу которого Оризий и Флор находятся в разногласии, довольно вероятно предположение, что это был Фурний, бывший консулом в 17 г. до P. X.
86
Dio, LIII, 24.— Ненависть знатных к Руфу переполняет всю XCI главу II книги Веллея. Одной этой ненавистью политического происхождения можно объяснить оппозицию высших классов Руфу. До своего заговора против Августа, бывшего ответом на испытанную несправедливость — если только это обвинение верно, — Руф не совершил никакого преступного деяния. Сам Веллей, столь враждебный ему, не может привести никакого факта, оправдывающего отвращение, которое знать имела к нему.
Его ревность в тушении пожаров, даже если она была не совсем бескорыстной, была от этого не менее похвальной, и только политическая ненависть могла упрекать за нее. Руф сделал для пожаров то же, что Агриппа сделал для водопроводов. Дион (LIII, 24), впрочем, хвалит его, говоря: αλλα τε πολλά καλώς πράξας.
88
Кто был второй praefectus Aegypti? Элий Галл или Петроний? Этот вопрос много обсуждался немецкими учеными. Но, если невозможно прийти к определенному заключению, мне все же кажется наиболее вероятным решить его в пользу Петрония.
Я, вместе с Гардтгаузеном, допускаю, что неясное (κττερον Страбона (XVII, 1, 53) является только слабым аргументом, но есть, кроме того, и другие. Отметим сперва, что другое место Страбона (XVII, 54) указывает нам, что в тот же самый год — 25 г. до P. X., как мы скоро увидим, — Элий Галл и Петроний оба были в Египте и что один совершил экспедицию в Аравию, другой в Нумидию. Один, следовательно, должен был действовать в качестве префекта Египта, другой — в качестве подчиненного ему офицера. Между тем Иосиф (A. I., XI, IX, 1–2) ясно говорит нам, что в тринадцатом году царствования Ирода (от весны 25 г. до весны 24 г. до P. X.) Петроний был έπαρχηζ" т. е. praefectus, Египта и (§ 3) что Элий Галл совершил экспедицию к Красному морю. Таким образом, по указанию Иосифа, Элий Галл был подчиненным. Тоже утверждает Плиний; действительно, когда он рассказывает (Ν. Η., VI, XXIX, 81) об экспедиции Петрония в Эфиопию, он называет его eques et praefectus Aegypti, тогда как при рассказе об экспедиции Элия в Аравию называет его только eque (Ν. Η., VI, XXVIII, 160). Это свидетельство само по себе не имеет большого значения, но важно, что оно подтверждается Иосифом. Кроме того, так как речь идет о второстепенной экспедиции, то неудивительно, что в нее послали подчиненного офицера и что сам префект остался в Египте. Рим слишком желал видеть поддержание порядка в стране, для того чтобы легкомысленно удалять из нее ее первого магистрата.
Наконец, Страбон доставляет нам новый аргумент в пользу того, что Элий Галл был префектом Египта не только после Петрония, но даже долго спустя после этого года, о котором идет речь, и, следовательно, вероятно, или что Петроний был много лет префектом, или что между Петронием и Элием Галлом были другие префекты.
Действительно, Страбон (II, V, 12) говорит нам, что, когда Элий Галл был префектом Египта, он вместе с ним осматривал порт Миосхорм на Красном море, где были собраны сто двадцать судов, торговавших с Индией, между тем как при Птолемеях число их было менее значительно. Он говорит нам еще (XVI, XIV, 24), что во время экспедиции Галла в Аравию индийская и аравийская торговля производилась по дороге через Левкокому, Петру и Сирию; между тем как впоследствии (νινί) почти вся торговля шла через Миосхорм. Произошло, следовательно, изменение торговых путей, которое через четыре или пять лет после падения Птолемеев не могло еще случиться. Путешествие Страбона и Галла в Миосхорм должно было поэтому происходить много лет спустя. Петроний был, следовательно, вторым префектом Египта, а Элий руководил экспедицией в Аравию как легат Августа, но в качестве подчиненного офицера. Существует разногласие насчет praenomen'a Петрония: Плиний называет его Publius, а Дион — Caius.