Изменения, внесенные в легенду Вергилием
Но он не ограничивается ее передачей в том виде, какой ей придала традиция; он изменяет ее, распространяет, пользуется ею, чтобы внесенные выразить под литературными формами, заимствованными из чисто греческих источников, великую национальную идею своей эпохи — идею, что религия была основой политического и военного величия Рима; идею, что историческая роль Рима была — соединить вместе Восток и Запад, взяв у Востока священные обряды и верования, а у Запада политическую мудрость и воинскую доблесть, что Рим должен быть одновременно столицей империи и священным городом.
В шести первых книгах Вергилий предполагал составить поэму о приключениях и путешествиях в подражание «Одиссее», рассказав о странствованиях Энея с той роковой ночи, когда была сожжена Троя, до прибытия его в Италию. В шести последних книгах он хотел, напротив, написать небольшую «Илиаду», рассказывая о войнах, веденных Энеем в Италии, вплоть до смерти царя Турна. Но в новой «Илиаде», как и в новой «Одиссее», Эней не должен был быть человеческим героем гомеровских поэм, насильственным или хитрым, смелым или благоразумным, наивным или лживым, которого боги любят и защищают из любви к нему. Он должен быть символическим лицом, своего рода религиозным героем, которому боги, или по крайней мере часть богов, доверили миссию отнести воинственной расе Лация культ, который сделает Рим владыкой мира и которому боги покровительствуют вследствие своих отдаленных видов на историческую судьбу народов.[167] Он идет поэтому в свое путешествие, полное приключений, pietate insignis et armis,[168] почти как лунатик; не борясь, подобно гомеровским героям, со всей энергией своего духа против угрожающих ему опасностей, даже не заботясь □ цели своего долгого странствования, а позволяя вести себя божественной воле, высшему закону всех вещей. Истинные протагонисты этой драмы не люди, а боги. Вергилий хочет, чтобы их любили и боялись, и дает им ту красоту, одновременно торжественную и грациозную, которую изобрела для них греческая мифология; он беспрестанно заставляет их, как бы для доказательства своего мужества, противоречить законам природы, а местами также законам справедливости и разума. Они толкают Энея в самые ужасные опасности и спасают его самыми неожиданными чудесами. Они влюбляют Энея в Дидону, а потом принуждают покинуть ее просто потому, что это необходимо для славы Рима, который должен возвыситься на развалинах Карфагена. Они ведут Энея в Италию и дают ему там жену, царство и отечество, вопреки всякой справедливости и вероятию. Не хитростью ли он является в Лаций? Не обещана ли уже была Лавиния Турну? Вокруг Эвандра и Турна поэт представил в красивой картине первобытную простоту древних латинских нравов, которыми столь восхищались, по крайней мере в литературе, его развращенные современники. По сравнению с латинянами фригийцы Энея есть не что другое, как восточные люди без энергии и характера. И, однако, это не мешает Энею отнять у Турна с помощью богов его царство и его невесту и победить со своими слабыми фригийцами мужественных латинян. Он приносит в Лаций «священные вещи» (sacra), в которых нуждается Лаций, ибо он должен будет завоевать мир, сражаясь и молясь, и этого достаточно, чтобы оправдать исход войны, ее возмутительную несправедливость и ее невероятие.
167
Гастон Буассье первый указал, что "Энеида" — религиозная поэма. На последующих страницах я только резюмирую его длинный великолепный и окончательный анализ поэмы Вергилия. См.: G. Boissier. La Religion romaine d’Auguste aux Antonius, 1892, t. I, 221 сл.