Выбрать главу

Непопулярность этого желания

После исчезновения страха перед триумвиратом знать, собирая обратно свои богатства, делалась снова дерзкой и властной, по мере того как понимала, что Август посреди стольких внутренних затруднений, памятуя о гражданских войнах и находясь перед новыми внешними опасностями, не посмеет создавать себе много врагов в высших классах. В результате появилось возрастающее отсутствие дисциплины. Сенаторы, которые десять или пятнадцать лет тому назад во время триумвирата, пол у разоренные, боящиеся за самое свое существование и будущность, старались сделаться незаметными, теперь гордо выступали на римских улицах, заполняли сенат, постоянно спорили из-за пустяков, ненавидели друг друга и уважали Августа только на словах. Случалось, что люди, обязанные ему всем, умирали, не оставляя ему ничего на память, что было тогда очень тяжким оскорблением. Время от времени вскрывали завещания, в которых завещатель под предлогом объяснения причин, по которым он ничего не оставляет Августу, выдвигал против него жалобы или обвинения, которые магистрат принужден был читать публично.[204] И говорили не одни мертвые: против него начали циркулировать памфлеты;[205] значительное большинство его коллег не упускали случая нанести ему оскорбление при удобном случае. Август прогнал от себя одного очень известного греческого ученого, поносившего его и Ливию устно и письменно, а Азиний Поллион поспешил пригласить этого ученого к себе, и вся знать оспаривала его друг у друга.[206] Сам Гней Лентул с чувством жаловался, что Август своей щедростью отвратил его от его занятий, чтобы принудить заниматься общественными делами.[207] Еще более знаменательным было то, что его прежние друзья, несмотря на его бесконечное терпение, охладели к нему. Все в Риме знали, что Меценат уже более не прежний его друг, и причиной этого, как, по крайней мере, тогда говорили, было то, что он подозревал Августа в слишком нежном чувстве к своей жене.[208] Едва выздоровев, тот, кого современные историки называют господином мира, не имел достаточного авторитета, чтобы усмирить раздор, поднявшийся в своем собственном семействе, между своим племянником Марцеллом и своим другом Агриппой. Поссорившись по неясным для нас причинам, Агриппа, справедливо или нет, жаловался, что Август не поддержал его как должно против своего племянника; и, сильно раздраженный против своего прежнего друга, он уехал на Восток, решившись лишить империю своих услуг, чтобы отомстить за свою личную обиду.[209]

Можно представить себе, какое согласие могло царствовать между членами этой аристократии, когда они имели так мало уважения к тому, кто, хотели ли они или нет, все же был их главой.

Недовольство, злословие, ссоры между оскорбленными встречались ежедневно на каждом шагу. В то время, когда никто не занимался общественными делами, находились магистраты, которые делали безумства для того, чтобы дать народу игры лучше игр, данных их товарищами.[210] Наконец, так как провинции были предоставлены капризам правителей, а армии подчинены очень строгой дисциплине, такая безграничная власть заставляла иногда терять рассудок знать, столь гордую уже в Риме. Акты жестокости и превышения власти, совершаемые правителями в своих провинциях, встречались весьма часто, и общественное мнение, склонное к более гуманным чувствам даже по отношению к народам, бывшим его подданными, с возрастающим упорством требовало от Августа подавления этих злоупотреблений.[211] Но что он мог сделать? Несмотря на оскорбление, нанесенное ему отъездом Агриппы, он назначил его своим легатом в Сирию, чтобы извлечь из его ссоры с Марцеллом хотя какую-нибудь пользу. Отношения с парфянами все портились. Фраат отправил в Рим посольство с требованием выдачи своего сына и Тиридата.[212] На всякий случай было благоразумным поставить Агриппу во главе сирийских легионов. Но Агриппа, не отказываясь от своего назначения, остался на Лесбосе, подобно Ахиллу в своей палатке, нисколько не занимаясь провинциями, [213] так что Август, не смея предписать ему принять назначение или отказаться, оказался в Сирии без легата в тот момент, когда угрожала война с парфянами.[214]

вернуться

204

Sueton. Aug., 55.

вернуться

206

Seneca. De ira. III, XXXIII, 5.

вернуться

207

Seneca. De benefic., II, XXVII, 2.

вернуться

208

Dio, LIV, 19.

вернуться

209

Дион (LIII, 32) говорит, что Август послал Агриппу на Восток потому, что Марцелл завидовал, что Август предпочел Агриппу ему, хода назначил своего преемника во время своей болезни. Светоний (Aug., 66:…Desideravit… Agrippae раtientiam…), напротив, передает дело совершенно иначе: он говорит, что Агриппа уехал в негодовании на предпочтение, оказанное Марцеллу, а также вследствие замеченного им начинающегося охлаждения к иему Августа (ex lev! frigoris suspicione et quod Marcellus sibi anteferretur). Версия Светония мне кажется гораздо более вероятной. Дион, впрочем, противоречит сам себе: в гл. XXX он уже сказал, что Август никого не назначил своим наследником, что, впрочем, и естественно, ибо его должность не была наследственной. Следовательно, он не мог предпочесть Агриппу Марцеллу. Кроме того, когда Дион говорит, что Август послал Агриппу на Восток, он представляет себе принцепса слишком похожим на современного ему императора. Август не имел никакой власти послать Агриппу на Восток; он мог только просить его поехать туда. Таким образом, Агриппа отправился туда совершенно добровольно. Версия Светония, который видит тут мщение Агриппы, таким образом, более вероятна: Веллей Патеркул (II, ХСIII, 2) говорит о tacitas cum Marcello offensiones и дает нам понять происхождение передаваемой Дионом легенды, когда говорит, что successorem potentiae eius arbitrabantur, ut tamen id per M. Agrippam secure ei posse contingere non existimarent. Следовательно, дело идет о ходивших в Риме слухах. Плохое состояние здоровья Августа заставило многих спрашивать себя, что произойдет в случае его смерти, и находились лица, утверждавшие, что он намеревался назначить своим преемником Марцелла.

вернуться

210

В 22 г. Август принял меры против этого соперничества, см.: Dio, LIV, 2.

вернуться

211

Сенека (De ira, I, XVIII, 2, 5) упоминает некоторые подобные факты из эпохи Августа. См. также анекдот о Ведии Поллионе: Dio, LIV, 23.

вернуться

212

Эта миссия Агриппы в Сирию вызвала большие сомнения и длинные споры. Иосиф, несомненно, ошибается, когда говорит (A. I., XVI, III, 3), что Агриппа управлял всей Азией в продолжение десяти лет. Он смешал эту первую миссию с более продолжительной миссией, имевшей место впоследствии. Но в качестве кого отправился Агриппа в Сирию в 23 г.? Моммзен (Res gestae Divi Augusti, 1865, 113) утверждает, что с 23 г. он имел более широкие права, чем проконсул, но он не знает, как они были ему даны. Цумпт (Comm. Epigr., II, 79) говорит, что должен был существовать сенатусконсультус, дававший Агриппе проконсульство в Сирии. Но наиболее вероятно, что Август назначил тогда Агриппу в Сирию своим легатом, как позднее он назначил его своим легатом в Испанию. Единственным затруднением служит свидетельство Диона (LIII, 32), что Агриппа остался на Лесбосе, а в Сирию послал своих легатов, между тем как легат не мог посылать, в свою очередь, легатов. Не мог ли Дион ошибиться, приняв за легатов Агриппы меньших магистратов, например квесторов? Допустив, что Агриппа не был легатом Августа, мы попадем в непроходимые затруднения. Сирия была одной из провинций Августа; тогда нужно было бы допустить, что Август возвратил ее сенату, что сенат дал проконсульство Агриппе, у которого, с другой стороны, еще не истекло законное пятилетие после его консульства (он был консулом в 27 г.). Между тем ничто нам не указывает, что Август отказался от Сирии. Нужно прибавить, что в 20 г. Август отправился в Сирию и принял там много важных мероприятий; почему же он мог за три года до этого отказаться от этой провинции? Кроме того, в Сирии была значительная армия; затруднения с парфянами еще не были урегулированы, и кажется невероятным, чтобы Август при таких условиях мог изменить организацию провинции.

вернуться

213

Dio, LIII, 33; Iustin., XLIII, V, 8.

вернуться

214

Dio, LIII, 32.