Выбрать главу
Римлянин, помни одно — что ты призван народами править. Вот все искусство твое; всюду мира закон налагая. Тех, кто смирился, щадить и войной сокрушать непокорных.[216]

Разъединяя три вещи, которые современники все более и более были склонны смешивать, — философию, поэзию и политику, Август считал необходимой, особенно на Востоке, политику примирения, справедливости, милосердия, которую он показал несколько лет тому назад, когда некоторые города Малой Азии, разрушенные землетрясением, осмелились обратиться на помощью к римскому сенату, целые столетия бравшему деньги, вместо того чтобы их давать. Август присоединился к просьбе, и Тиберий защищал ее перед сенатом.[217] Он решил попробовать применить ко всей империи, начав путешествием по Греции и Востоку, ту административную провинциальную реформу, которую не могли выполнить Сулла, Лукулл и Цицерон и которая сделалась возможной и сравнительно исполнимой теперь, когда в провинциях уже нечего было более брать и когда исчезли страшные публиканы. Август основательно знал то высшее политическое искусство, которое состоит в преувеличении затруднений в глазах масс, чтобы приписать себе более заслуги, преодолев их. Он очень охотно брался за задачу, которая имела для политического деятеля ту чудесную выгоду, что казалась трудной, а была очень легкой.

Начало реформы

Поэтому мне кажется вероятным, что его отказ от политической деятельности был притворством, чтобы легче побудить сенат и народ к новой конституционной реформе и примирить с его отказом от консульства, который должен был сильно обеспокоить высшие классы Рима, ибо только во власти Августа они видели удобное средство для поддержания в Риме порядка и производства без всякого затруднения желаемых ими выборов. Но если легко было примирить сенат с потерей такого удобного консула, то труднее было разом объявить народу, в особенности средним классам, столь надеявшимся на Августа, что он не рассчитывает более заботиться об интересах италийской администрации. Очень вероятно, что вследствие этого соображения Август принял пожизненную трибунскую власть, т. е. права трибунов, которыми он еще не владел: право veto, право делать предложения в сенате и право предлагать законы комициям. Таким образом его отделение от Италии не казалось бы окончательным; он сохранил бы за собой средство вмешиваться в дела. Рима, и в то же время оставшиеся на нем права и обязанности были меньше, чем права и обязанности консула.[218] В середине года, после Feriae Latinae, этот замысел был приведен в исполнение.

Август отказался от консульства, а сенат взамен этого дал ему право надзора и контроля над всеми провинциями вместе с правом входить в черту города (pomoerium), не теряя своих проконсульских полномочий; наконец, ему предоставили пожизненную трибунскую власть.[219] В свою очередь, Август, чтобы дать компенсацию аристократической партии, поддержал кандидатуру в консулы Луция Секстия, прежнего проскрипта и преданнейшего друга Брута.[220] Таким образом были, как казалось, уничтожены все затруднения, вызванные болезнью принцепса. Но не замедлили появиться новые, ибо затруднения создавались не болезнями Августа, как обычно думали, но постоянно возникавшими противоречиями, которые не мог уничтожить никакой декрет. Хотя общественные дела были крайне настоятельны и запутаны, сенат и магистраты продолжали заниматься ими неспеша, и конституционная реформа не помешала тому, что во второй половине 23 г. ни эдилы, ни консулы не занимались более ничем, даже угрожавшим Риму и Италии голодом; и партия знати обнаружила деятельность только для того, чтобы повторить скандал с Корнелием Галлом против незнатного правителя Македонии Марка Прима, предпринявшего без разрешения сената небольшую экспедицию против одрисов. Неумолимая, когда дело шло о преследовании узурпаторов и нарушителей предоставленных ей прерогатив, партия знати заставила осудить Прима, но маленькая демократическая котерия, покинувшая на произвол судьбы Корнелия Галла, приняла теперь брошенный ей вызов. Мурена принял на себя защиту Прима, другие, и в особенности Фанний Цепион, употребили все средства, чтобы добиться оправдания Прима.[221] Рим, таким образом, готовился увидеть новый скандальный процесс, в то время как голод, молчаливый и невидимый, опустошал постепенно римские житницы. В этот момент прибыли парфянские послы; их государь был малосведущ в римском конституционном праве, и его подданные обратились поэтому прямо к Августу.

вернуться

216

Virg. Aen., VI.

вернуться

217

Sueton. Tib., 8; см. Agathias, II, 17.

вернуться

218

Мне кажется, что историки до сих пор совершенно ошибочно смотрели как на существенную часть реформы 23 г. на замену консульства пожизненным трибунатом. Эта замена, напротив, была только побочной частью реформы и была сделана, чтобы дать платоническое удовлетворение Италии. Действительно, Август, уже имевший трибунскую неприкосновенность и, следовательно, без этой реформы рассматриваемый как sacrosanctus, никогда не пользовался правом veto, а правом рогации воспользовался только позднее, в 18 г., а оба эти права были важнейшими правами трибуната. Это, конечно, доказывает, что пожизненный трибунат был лишь почетным отличием. Напротив, существенной частью реформы была возможность (как говорит Дион, LIII,32) έν τφ ύπηκόφ τό πλείον Ιων εκασταχόΰι ύρχόντων ίσχύειν, т. е. высшая власть над всеми правителями. Мы, действительно, видим, что он широко пользовался этой властью во время путешествия, которое предпринял на Восток в следующем году. Если ему предоставили эту власть, то лишь ввиду этого путешествия и также ввиду обширного политического плана, на котором мы скоро остановимся. В этой власти и состояла самая важная часть новой конституции.

вернуться

219

Dio, LIII, 32.

вернуться

221

По поводу этого процесса мы имеем только некоторые сведения у Диона, XXXIV, 3. Мне кажется очень вероятным, что в нем были замешаны политические мотивы. Только последними можно объяснить поднявшееся в обществе волнение, доказываемое рассказом Диона, а также различные суждения по поводу вмешательства Августа. Потом, тот факт, что, по словам Диона, ευ φρονοΰντες одобряли Августа, нанесшего решительный удар обвиняемому, доказывает, что процесс начали и обвинения желали люди богатые и консерваторы. Поэтому в этом процессе я вижу эпизод, аналогичный борьбе против Руфа, и последний всплеск борьбы между партией знати и народной партией, в котором были уничтожены остатки последней путем процессов и интриг, а также благодаря помощи, оказанной Августом консервативной партии. Те, кто потом принимал участие в заговоре, естественно, должны были также принимать участие в процессе.