Август покидает Рим, сопровождаемый сожалениями
Август не возбуждал к преследованию, но и ничего не делал, чтобы остановить его; он был так устрашен этим народным бешенством и легкостью, с которой осуждали виновных и невиновных, что предложил закон, по которому с этих пор для обвинения нужно было единогласное голосование.[248] Потом он поспешил уехать. В Риме для него была более серьезная и более постоянная опасность, чем козни заговорщиков; это было народное преклонение, беспрестанно преследовавшее его, избравшее его консулом на 21 г., несмотря на его протесты, и принуждавшее его каждую минуту пользоваться его диктаторскими правами. Уступая просьбам, а еще более необходимости, он должен был действительно еще раз прибегнуть к ним в не столь важном, но весьма настоятельном деле. Повсюду в Италии жаловались на таинственное исчезновение людей, которых, как говорили, во время революционной анархии захватывали бессовестные собственники, чтобы запереть их в тюрьмах; повсюду говорили, что в те годы, когда партии набирали столько легионов, многие собственники открыли свои темницы молодым людям, желавшим избегнуть набора, предлагая выдать их за своих рабов, но что затем они обратили их действительно в рабов. Убежденный, что обычные магистраты не смогут ничего сделать, Август, который уже мог поздравить Тиберия с успехом его продовольственной миссии, поручил ему осмотреть тюрьмы, расспросить рабов и выпустить свободных людей, которых он смог найти.[249] Наконец, отказавшись от консульства и возвратив сенату Нарбонскую Галлию и Кипр, Август во второй половине 22 г. уехал из Рима, убегая, так сказать, от своей диктатуры. Он отправился на Сицилию, где хотел сделать первую остановку, чтобы окончательно устроить в различных прибрежных городах, числа и имен которых мы точно не знаем, колонии своих акцийских ветеранов.[250] Но диктатура еще раз попыталась преследовать того, кто бежал от нее. Пока Август занимался этими колониями, к нему явилась делегация выдающихся граждан, прибывших из Рима, с просьбой возвратиться туда. Так как нужно было избрать консула на оставленное им место и так как явились два кандидата — Квинт Лепид и Марк Силан, то снова разразились крупные беспорядки, которых не могли подавить, а поэтому нельзя было приступить к выборам. Опять нуждались в Августе, как всегда во всем и для всего: он был торговцем хлебом, государственным банкиром, завоевателем, смотрителем за дорогами и начальником полиции. Оба кандидата также отправились к нему, вслед за депутацией, с целью защитить свое дело. Но Август не захотел вернуться; к обоим кандидатам он обратился с упреками и приказал им вернуться в Рим только после выборов. Его увещания остались бесполезны; беспорядки возобновились, как только снова попытались приступить к выборам, и новый консул не был выбран к 1 января 21 г. Август понял, что нужно что-нибудь предпринять, и, решившись снова в более широком размере воспользоваться своей дискреционной властью, отправил в Рим Агриппу в качестве правителя. Смерть Марцелла снова сблизила обоих старых друзей; затруднения в Риме окончательно побудили Августа примириться с Агриппой; он выдал за него замуж Юлию, вдову Марцелла, и в силу своих дискреционных полномочий дал ему управление Римом, от которого в 26 г. по истечении шести дней отказался Мессала. Делая Агриппу своим зятем, он возбуждал его усердие и давал большой авторитет перед народом.[251] Затем, весной 21 г., он отплыл в Грецию. Несмотря на все его усилия вернуть жизнь старой конституции, несмотря на возвращение к аристократическому духу и к культу республиканской традиции, Август принужден был брать на себя и выполнять неоднократно диктаторскую власть; и чтобы не сделаться окончательно диктатором, у него не было другого средства, как убежать подальше.
250
Dio, LIV, 6–7; Plin. N. H., III. VIII, 8; С. I. L., X, 7345; Strabo, VI, II, 5.— Мы знаем только, что в тот год была основана колония в Сиракузах. Относительно же того, основал ли Август колонию в Палермо, существует разногласие.