Римские пропреторы или проконсулы без затруднения сделали Эфес правительственным центром прежнего Пергамского царства, т. е. греческой промышленной и республиканской Азии; из Эфеса они легко контролировали греческие города, между которыми была распределена вся территория, и обычное управление этой провинцией, хорошее ли или дурное, состояло в поддержании городских учреждений. Напротив, на плоскогорье с уничтожением монархий проконсул должен был управлять населением, рассеянным по обширным областям, без армии, без помощи местных учреждений, без знающих страну чиновников, при помощи только уважения и страха, внушенных именем Рима, сила которого, однако, уменьшалась по мере удаления от моря. Так как эти области с незапамятных времен привыкли повиноваться только жрецам и династам, то было благоразумнее управлять ими, руководя их правителями как орудиями политики, нити которой были в руках Рима. Август поэтому решил дать Армении нового царя и выбрал для этого Тиграна, брата умершего царя; он захватил его в плен после Акция в Александрии и воспитал в Риме. Будучи не в состоянии лично отправиться в Армению, Август приказал своему пасынку Тиберию возложить на голову Тиграну царскую диадему в торжественной церемонии, происходившей в римском лагере.[325]
Реформы Августа в Азии
Протекторат по сравнению с присоединением имел и еще выгоду: он меньше беспокоил парфян, между тем признание парфянами произошедшей перемены означало значительное увеличение могущества и влияния Рима на Востоке. Но согласились ли бы парфяне признать это дипломатическое поражение? Многие сомневались в этом и страшились возобновления борьбы между Римом и Парфией; вся Азия была в тревоге; в приморских городах, например в Византии, где цена на хлеб возрастала, была парализована вся торговля.[326] Но Август, как кажется, уже имел полное основание думать, что Фраат уступит; ибо посреди всего этого волнения он спокойно начал заниматься азийскими делами. Не играя явно роли настоящего царя, преемника диадохов, он попытался, в некоторых отношениях по крайней мере, примирить интересы азиатских городов. Наиболее важен был долговой вопрос. Если ткацкие мастерские снова пошли в ход, если суда стали распускать свои паруса, то недостаток в деньгах все же был велик; частные лица, города, купцы, землевладельцы были обременены долгами; сам Родос, бывший наиболее богатым городом, понес очень большие потери в гражданских войнах; [327] другие города находились в еще более жалком положении. Мы уже видели, что многие города, постигнутые землетрясением, прибегли к помощи Рима; Хиос допустил разрушение своего чудесного портика;[328] во всех городах виднелись развалины и покинутые жилища. Зло, быть может, излечилось бы само собой, но с чрезвычайной медленностью. Август, по-видимому, понимал, что необходимо было принять радикальную меру, и разрешил городам совершенно и окончательно кассировать свои долги.[329] Этой возможностью не преминули воспользоваться многие местности, хотя мы знаем, что Родос, например, отказался от нее. Затем Август занялся лучшим распределением, сообразно со средствами городов, наложенных на них податей, уменьшая подати обедневших городов и увеличивая подати городов более богатых.[330] Он ввел также кое-какие конституционные реформы в некоторых из этих городов, вероятно, по их собственной просьбе;[331] он заставил Кизик искупить убийство римских граждан, отняв у этого города его свободу.[332] Наконец, он установил некоторый порядок в областях плоскогорья. В восточной части, охватывающей горную цепь Амана, он восстановил прежнее царство Таркондимота, погибшего во время Акцийской войны под знаменами Антония, призвав на трон его сына, носившего то же самое имя, и возвратив ему все имущество его отца.[333] Артавазд, царь Малой Армении, умер незадолго до этого, и Август отдал его страну Архелаю, царю Каппадокии.[334] На северной границе Сирии маленькое Коммагенское царство было как бы передовым постом против Парфии, его трон, оставленный одновременно и Парфией и Римом, был вакантным уже десять лет. Август воспользовался этим случаем, чтобы восстановить там национальную династию в лице ребенка, носившего имя Митридата.[335] Между тем, как кажется, 12 мая прибыли в римский лагерь, одновременно с пленниками и знаменами, возвращенными Фраатом, парфянские послы, которым было поручено заключить окончательный мирный договор с Римом.[336]
331
Во всяком случае, во время этого путешествия были изданы эдикты, о которых говорит Плиний (Epist. ad Troian., 79 и 84 (Keil)).