Тиберий
16 г. до P.X
Но для всех этих экспедиций в Альпах, Паннонии, Норике и Фракии нужны были молодые, смелые и опытные генералы, обладавшие здоровьем, упорством и энергией, необходимыми для горных войн с варварами, где не столько нужно было вести большие сражения, сколько преследовать в бесконечной серии мелких стычек до. крайности подвижного врага. Август поэтому был прав, желая омолодить республику путем призыва на важнейшие должности лиц от тридцати до сорока лет. К несчастью, здесь он был принужден считаться с предрассудками, честолюбием, интересами и завистью старой знати; против него были также обстоятельства и дух его времени, ослаблявший старую знать, вместо того чтобы дать ей новую энергию. Таким образом, несмотря на все усилия Августа, выдающиеся умы и способности были немногочисленны среди членов старой помпеянской аристократии, занимавшей должности преторов и консулов. Во всяком случае, Август сделал все, что было в его силах. Без сомнения, по его совету в этот год, несмотря на свою молодость (ему было только 32 года), выступил кандидатом на консульство 15 г. Л. Кальпурний Пизон, сын консула 58 г. и, следовательно, брат последней жены Цезаря, Кальпурнии, и дядя Августа.[9] Август хотел сделать его своим легатом во Фракии. Начальником армии, которая из Галлии должна была вторгнуться в Винделикию, он назначил Тиберия. Тиберию было тогда двадцать шесть лет; он принадлежал к одной из древнейших и известнейших аристократических фамилий и дал уже многочисленные доказательства своего ума и энергии. Ему удивлялись как живому образцу того, чем была знать в счастливые времена республики. В тот год он был претором.[10] Август поэтому мог сделать его своим легатом и доверить ему армию, не оскорбляя ни законов, ни обычаев, не совершая неблагоразумного поступка и не будучи обвинен в том, что из дружбы покровительствует недостойному; напротив, этим он доказывал, что доверяет молодым людям не только в своих речах и в незначительных должностях, но искренне и в важных поручениях.
Друз
Нельзя того же было сказать о сделанном в то же самое время другом назначении, которое не оправдывалось ни конституционно, ранее уже занимавшимися должностями, ни лично, уже оказанными услугами, и которое казалось первым, правда, легким, но тем не менее опасным покушением на строгий конституционализм, восстановления которого желал Август. Легатом для начальствования над армией, которая из Италии должна была напасть на ретов в их долинах, он выбрал младшего брата Тиберия, Друза, второго сына Ливии. Друз, которому было двадцать два года, подобно Тиберию, был уполномочен сенатом занимать государственные должности за пять лет до назначенного законом срока; благодаря этой привилегии он был избран квестором на 15 г. до Р. X.[11] В Риме, правда, видали армии под командой квесторов, но лишь в особо тяжелых обстоятельствах, в том случае, когда не было магистрата высшего ранга. Однако теперь обстановка была другая. Если Август, имевший в своем распоряжении столько бывших преторов и консулов, доверил армию молодому квестору, не представившему еще никакого доказательства своих способностей, то это могло случиться только по его личному расположению, несогласному с формой и сущностью республиканской конституции. Но Друз был любимцем богов, которому, казалось, были предоставлены все привилегии. Подобно Тиберию, он имел благородную аристократическую красоту Клавдиев,[12] но не был, как он и его предки, суровым, высокомерным, жестоким и мрачным;[13] напротив, он был любезен и весел и умел даже скептическим и порочным людям внушить любовь к тем древним римским доблестям, которые в его брате казались такими нестерпимыми даже людям добродетельным. В нем же старые доблести римской аристократии впервые сделались гуманными и приятными.[14] К тому же у Друза не было, как у его брата, рядом со столькими добродетелями порока пристрастия к вину. Поэтому, когда Август в этом году выбрал ему в жены Антонию, младшую дочь Антония и Октавии, Рим тотчас же проникся симпатией и уважением к этой чете, блиставшей божественным сиянием молодости, красоты и добродетели. Целомудренная, верная, простая, преданная, хорошая хозяйка, Антония обладала серьезными достоинствами древних женщин; но вместе с тем у нее были и хорошие качества ее современниц: красота, развитие и образованность, неведомые прежним поколениям. Красивый, молодой, любезный, горячий республиканец и энтузиастический поклонник великой римской традиции,[15] Друз имел благородное честолюбие, свойственное человеку знатной фамилии, и нравы до такой степени целомудренные, что, по общему утверждению, женился вполне целомудренным и всегда оставался верен своей супруге.[16] Любимая как высшими классами, так и народом, эта прекрасная чета, казалось, воплощала в себе то соединение римской силы и добродетели с эллинским умом и изяществом, которого тщетно пытались достичь в литературе, в управлении, в религии, в нравах и в философии.
9
Tacit. Ann., VI, 10: patrem ei censorium. Это указание Тацита заставляет думать, что Пизон был сыном консула 58 г., бывшего в 50 г. цензором, и, следовательно, брата Кальпурнии. Однако сравнение его возраста с возрастом его отца и его сестры вызывает некоторое сомнение. Так как Пизон умер восьмидесяти лет в 32 г. н. э., то он родился в 48 г. до Р. X., т. е. десять или одиннадцать лет спустя после того, как его сестра вышла замуж за Цезаря. Следовательно, между его возрастом и возрастом его сестры было по меньшей мере двадцать пять или двадцать шесть лет разницы. Вещь, конечно, возможная, ибо консул 58 г. мог жениться вторично в возрасте пятидесяти лет, но, во всяком случае, необычайная.
10
Несомненно, что в молодости и в зрелом возрасте Тиберий обнаруживал самые лучшие качества. В этом согласны все историки. Сам Тацит (Ann., VI, 51), несмотря на свою ненависть, говорит: egreglum vita famaque, quoad privatus, vel in imperiis sub Augusto fuit. Светоний (Tib., 39) и Дион (LV1I, 13) говорят, что он изменился после смерти Германика. Впрочем, как мы увидим, его история между двадцатью и пятьюдесятью годами есть история выдающегося человека. События его жизни и черты его характера, о которых мы будем говорить, укажут нам, что Тиберий, в эту, по крайней мере, эпоху своей жизни, являлся представителем чистой аристократической традиции с непримиримостью, которую можно найти только у Клавдия. Поэтому прежде всего нужно установить тот основной факт, что даже наиболее враждебные Тиберию историки согласно признают, что его юность отличалась добродетелью и была свободна от пороков. На этой точке зрения нужно стоять прежде всего, если хотят понять фигуру Тиберия и решить то, что один немецкий историк назвал «тибериевской загадкой*-. Тиберия не понимали потому, что не изучали в подробностях его жизнь до получения верховной власти, что является очень важным. Ключ к его истории находится всецело в тех годах, когда Тиберий был только пасынком Августа и одним из римских вельмож.
11
Дион Кассий не дает нам никакого указания на cursus honorum Друза, но мы можем извлечь даты его претуры и квестуры из Светония (Claud., 1): Drusus in quaesturae praeturaeque honore dux Rhaetici, deinde Germanici belli.
12
Светоний (Tib., 68) говорит нам, что Тиберий был facie honesta, и действительно таким рисуют нам его бюсты. Веллей Патеркул (II, XCVII, 3) говорит нам о Друзе: pulchritudo corporis proxima fratemae fuit.
13
Многие писатели отмечают эти суровые манеры Тиберия, являющиеся чертой аристократического характера в еще мало утонченные эпохи и которые, следовательно, можно рассматривать в Тиберии как традицию великой аристократической эпохи, как доказательство, что даже в своем темпераменте он является полным выразителем старой традиции римской знати. Двумя столетиями раньше все привыкли видеть и уважать в вельможах эту суровость; но в эпоху Августа она казалась уже устаревшей и производила неприятное впечатление. Рlin. N. Н., XXVIII, II, 32: tristissimum… hominem; Ibid., XXXV, IV, 28: minime comis; Sueton. Tib., 68: incidebat cervice rigida et obstipa; adducto fere vultu, plerumque tacitus; nullo aut rarissimo etiam cum proximis sermone, eoque tardissimo… Quae omnia ingrata, atque arrogantiae plena et animadvertit Augustus in eo et excusare tentavit… professus naturae vitla esse, non animi.
14
Velleius Pater., II, XCVIV, 2–3: Cujus ingenium utrum bellicis magis operibus an civilibus suffecerit artibus, in incerto est: morum certe dulcedo ac suavitas et adversus amicus aequa ac par sui aestimatio inimitabilia fuisse dicitus.
15
Только такое заключение можно извлечь из неясного места Светония (Tib., 50), согласно которому Тиберий prodita eius (Друза) epistola, qua secum de cogendo ad restituendam libertatem Augusto agebat. Тиберий всегда любил своего брата, и хотя Светоний (I, 1) отрицает это, но факты сильнее его отрицания. Если анекдот не что иное, как изменение какого-нибудь более действительного факта, то можно отметить только очень живой энтузиазм молодого Друза к аристократическим и республиканским идеям, бывшим традиционными в его фамилии и перешедшими к нему, очень вероятно, от его матери. Почести и войны должны были- впоследствии умерить этот энтузиазм.