Без сомнения, около этого времени в Рим пришло известие, что во всей Малой Азии землетрясение произвело ужасные опустошения, все население оказалось в страшной нищете и не знало, как заплатить подать того года. В Риме, который столько веков с неумолимой строгостью собирал подати, увидали совершенно новую вещь. Сенат и народ возмутились; было высказано мнение, что нужно прийти на помощь к несчастной провинции и не требовать подати по крайней мере в этот год. Но государственные финансы были в печальном положении: как отказаться от такой значительной суммы? Август, унаследовавший после Агриппы много денег, как всегда, взял на себя решение этого затруднения: он сам внес в казначейство из своей личной кассы ту сумму, которую Азия должна была уплатить в этот год.[234] Общество было удовлетворено, государственное казначейство не понесло никакого ущерба; один Август потерял при этом значительную сумму. Это поистине был единственный монарх, который был вынужден предоставлять из своих частных сумм средства для удовлетворения приступов филантропии капризного общества! Настоящая монархия поступает совершенно иначе: она без шума притесняет своих подданных с целью создать колоссальное состояние для' царствующей фамилии. Но в старой республике одновременно с довольством, пороками и образованностью распространялись гуманитарные доктрины; прошло то время, когда ббльшая часть общества жила прямо эксплуатацией провинций; все теперь хотели расточать восточным провинциям лесть, любезности и уступки, лишь бы Рим ничего от этого не терял. И Август, как всегда, должен был решить затруднение, взяв на себя потерю. Сенат решил вместе с тем, чтобы в качестве исключительной меры Август был назначен на два года правителем Азии вместо правителей, ежегодно избираемых по жребию. Он сам мог выбрать энергичного и способного человека в качестве своего заместителя.
Вдовство Юлии
Таким образом, Август был обременен делами: его внимание было поглощено германской войной, восстанием в Паннонии, положением религии в Риме, раздорами в семействе иудейского царя и землетрясением в Малой Азии. В добавление ко всему, возвратившись в Рим, он встретил там новые затруднения, одно из которых, по внешности незначительное, с трудом, однако, поддавалось решению. Его lex de maritandis ordinibus предписывал вдовам снова выходить замуж по истечении года. Юлия, родив после смерти Агриппы сына, которому дали имя Постум, должна была, в качестве дочери Августа, поспешить выказать повиновение закону. Если она, дочь Августа, нарушит закон, то какая другая матрона захочет повиноваться ему? Однако этот брак с политической точки зрения являлся очень трудным делом. Все знали, что молодая, красивая, обворожительная и умная двадцатисемилетняя женщина принадлежала к тому новому цвету νεώτεροι, который распустился на бесплодной почве пуританизма и традиционализма. Ее путешествие на Восток могло только укрепить ее естественные склонности. На Востоке ее встречали как царицу; она жила там в пышных дворцах, упивалась лестью, которую воскуряли ей азиатские жители, и видела в его самых знаменитых центрах ту элегантную, сладострастную, развращенную цивилизацию, которая для римлян была непреодолимым соблазном и смертельным ужасом. С другой стороны, она, вероятно, думала, и не без оснований, что она исполнила свою обязанность по отношению к республике, которой в двадцать семь лет она дала уже пятерых детей. Она хотела поэтому жить той более широкой, блестящей и веселой жизнью, к которой стремилась тогда молодежь; и это очень заботило Августа, ибо он не мог, особенно в этот момент, смотреть на поведение своей дочери как на частное семейное дело. Пуританская партия после его избрания в верховные понтифики ободрилась; снова начались протесты против возрастающей испорченности молодых людей; жаловались, что законы 18 г. не применялись с необходимой строгостью и что авторитета цензоров не существовало более; хотели, чтобы Августу снова, как в 18 г., была дана на пять лет та praefectura morum et legum, срок которой истек в 13 г., т. е. расширенные цензорские полномочия и возможность более сурового применения недостаточных или слишком слабых законов,[235] Август не хотел раздражать пуританскую партию и желал покровительствовать архаическим и консервативным тенденциям масс; но как мог выступить он борцом за традиции и свирепствовать против вельмож, предоставлявших полную свободу своим женам и детям, если в его собственном доме его дочь возмущалась против него и против его законов? Одно время он, по-видимому, думал выдать ее замуж за всадника, т. е. за лицо, чуждое политике,[236] может быть, по той причине, что с всадническими фамилиями можно было поступать более снисходительно в вопросах нравственности, чем с политической и военной аристократией, которая, издавая законы, должна была сама подавать пример их соблюдения.
235
Дион (LIV, 30) помещает на 12 г. назначение Августа επιμελητής καΐ έπανορ Οωτης των τρόπων на пять лет. Очевидно, что здесь с некоторой неточностью идет речь о назначении Августа как επιμελητής των τε νόμων και των τρόπων, которое, согласно Mon. Ane, III, 13. сл.(gr.), было в И г. Гл. 30 и 31 сорок четвертой книги Диона действительно содержат много событий, произошедших, несомненно, в 11 г., например, брак Тиберия и Юлии, о котором Дион снова говорит в 35-й главе между событиями Иг. Назначение в 11 г. Августа как praefectus morum et legum должно быть результатом нового усилия консервативной партии поклонников традиций, раз драженных слишком мягким применением законов 18 и 17 гг. и ободренных торжественным избранием Августа на должность верховного понтифика.
236
Если только передаваемый Тацитом (Ann., IV, 40) факт относится к этому времени: Augustus filiarn… equite romano tradere meditatus est. Светоний (Aug., 63), по-видимому, подтверждает это: hoc (Агриппа) defuncto, multis ас diu etiam ex equestri ordine circumspect^ conditionibus.