Солдаты провозгласили его императором, но, верный древнему обычаю, Август не захотел признать этот титул, потому что Друз был легатом. Сенат даровал ему триумф, право въехать в Рим на коне и проконсульскую власть, хотя он был всего только претором.
Дальнейшие неудачи в Паннонии
10-11 гг. до P.X
В Риме Друз произнес надгробную речь в честь Октавии, которая в одно и то же время была сестрой Августа, вдовой Антония, матерью Марцелла и его женой.[262] Со сцены сошла благородная личность: Италия видела ее то веселой, то печальной, но всегда сохраняющей свое достоинство посреди революционных бурь. После смерти Марцелла она удалилась в уединение. И на этот раз Август воспротивился, когда народ и сенат хотели оказать усопшей слишком большие почести.[263] Тиберий, со своей стороны, вернулся, по-видимому, в начале зимы в Аквилею к беременной Юлии.[264] Он старался согласно жить с новой женой, данной ему Августом, но не мог забыть кроткую Агриппину, которая перешла в другой дом, и его сердце сжималось при мысли о ней, оставшейся в Риме, куда он не хотел более возвращаться из боязни опять увидеть ее и почувствовать страдание.[265] Этот молчаливый, всегда замкнутый в себе гордец был страстным человеком. В начале 10 г., консулом в который был поэт Юлий Антоний, сын Фульвии и Антония, Тиберий покинул Аквилею, чтобы ехать навстречу Августу, который был вынужден еще раз оставить одновременно Рим, реформы и внутреннее управление и отправиться в Галлию, где положение было очень серьезным. Но едва Тиберий встретился с Августом, как из Иллирии пришли дурные известия.
Даки перешли по льду Дунай и вторглись в Паннонию, а далматы снова восстали. Август тотчас же послал Тиберия в Паннонию снова начать его трудную кампанию,[266] в то время как Пизон медленно и упорно продолжал покорение Фракии, завоевывая, так сказать, каждый шаг.[267] В Германии в 10 г. было, напротив, затишье. Деятельно работали над постройкой крепостей в Ализоне и Кобленце,[268] но, как кажется, не было настоящих битв.[269] Эта приостановка военных действий была, быть может, обязана благоразумию Августа, который, упорствуя в своем намерении медленного завоевания Германии столько же путем сооружения крепостей, сколько и оружием, хотел добиться результатов предыдущей кампании. Смелый поход Друза произвел очень глубокое впечатление на германцев; некоторые из них были так напуганы, что решили принести свою территорию в жертву римскому нашествию и искать других местопребываний. В том числе были, кажется, маркоманы, которые, без сомнения, в эту эпоху начали под предводительством долго жившего в Риме знатного Маробода переселяться в земли, позднее названные Богемией. Маробод, друг Августа, сознававший римское могущество, не хотел, чтобы его народ пришел в столкновение с римлянами; он предпочитал вывести его на новые земли, где надеялся быть в силах основать более прочное правительство, организовать армию по римскому образцу и дать германским варварам оружие греко-латинской цивилизации. Новый Цезарь не преминул бы воспользоваться этим кратковременным страхом и энергично повел бы наступление, начатое в прошлом году Друзом. Но Август не был воином: это был ученый, администратор, организатор, жрец. И в течение всей войны, начиная с этого года, мы видим как перемежаются две стратегии: стратегия смелости и стратегия терпения.
Алтарь Августа и Рима
1 августа этого года вожди шестидесяти галльских племен, собравшись в Лионе, освятили при слиянии Роны и Соны алтарь в честь Рима и Августа. Эдуй Гай Юлий Веркундар Дубий был избран жрецом.[270] Это достопамятная дата в истории Европы. Галлия первая из европейских провинций и с большим энтузиазмом, чем Греция и другие восточные нации, усвоила тот культ живых государей, который родился в Египте и который Малая Азия перенесла на Августа и Рим. Сама Галлия, несмотря на свою близость к Италии и на то, что за несколько десятков лет до того времени еще имела республиканские учреждения и выборных вождей, не могла понять ту гениальную организацию верховной власти в республике, благодаря которой Рим положил конец гражданским войнам. Странную власть Августа она понимала только при посредстве восточных идей и видела в нем азиатского монарха, олицетворявшего государство.
262
Dio, LIV, 35; Светоний (Aug., 61) говорит, что Октавия умерла тогда, когда Август был quinquagesimum et quartum annum agens aetatis.
264
Светоний (Tib., 7) говорит, что Юлия родила сына в Аквилее. Если, как я думаю, брак Тиберия и Юлии произошел зимой 12–11 г., то ребенок мог родиться зимой 11–10 г., и поэтому мы можем предположить, что Тиберий думал провести зиму в Аквилее. Кроме того, Дион (LIV, 36) говорит, что восстание даков произошло в начале зимы 10 г. и, чтобы подавить его, Тиберий должен был оставить Августа, с которым он находился έν Γαλατία. Если предположить, что здесь дело идет о Цизальпинской Галлии, то все легко объяснимо. Август, которого 1 января 10 г. не было в Риме (Bull. Comun., 1888, 16) и который (Dio, LIV, 36) большую часть года провел в области Лиона, должен был уехать из Рима около конца 11 г. с целью достаточно рано прибыть в Галлию; Тиберий должен был встретиться с ним, вероятно, в Павии, но очень скоро был вынужден покинуть его, получив известие о новом восстании, и Август продолжал один свое путешествие.
268
Дион (LIV, 33) говорит нам, что кроме Ализона Друз построил castellum на Рейне, в области хаттов. Принимая во внимание занятую хаттами местность, придем к заключению, что это castellum должно быть Кобленцем или Майнцем. Правда, Кобленц, хотя и был рядом с территорией, населенной хаттами, все же, скорее, находится на территории тенктеров. Но так как расстояние это невелико и так как война в тот год велась одновременно и с тенктерами и с хаттами, то я более склоняюсь в пользу Кобленца, расположенного выгоднее Майнца для защиты Галлии против хаттов и тенктеров.
269
Дион (LIV, 36) только в общих чертах передает о сражениях этого года с кельтами и хаттами, желавшими покинуть назначенную им римлянами территорию. Орозий (VI, XXI, 15) между фразами, резюмирующими операции 11 и 9 гг., говорит: Marcomaimos раепе ad intemecionem cecidit. У Флора (IV, XII, 23) также говорится между войнами 11 и 9 гг. о войне с маркоманами. Таким образом, в то время как Дион говорит о войне с хаттами и кельтами, два других историка говорят о войне с маркоманами. Утверждение Орозия об их почти полном уничтожении, конечно, ложно, ибо они скоро вновь появляются. Извлечь 413 таких отрывочных и неполных указаний что-либо точное очень трудно. Я предполагаю только, что упоминание о маркоманах относится к их известной эмиграции, точная дата которой неизвестна.