Положение Августа
8 г. до P.X
Август поэтому хотел сам отправиться в Галлию, чтобы вблизи наблюдать за операциями Тиберия. Но прежде нужно было урегулировать другой вопрос. В конце 8 г. исполнялось двадцать лет, как он стоял во главе республики, и истекали его пятилетние полномочия. Посреди стольких затруднений и имея вокруг себя так мало помощников, вполне вероятно, что самый благоразумный человек, каким был Август, думал оставить другим власть и ответственность за будущее.[329] Двадцать лет власти могли утомить даже очень честолюбивого и энергичного человека и внушить ему желание хотя бы небольшого покоя и отдыха. Но положение осложняли важные, хотя и не столь заметные затруднения. Для всех было очевидно, что если бы даже Август отстранился от дел, то все же было бы невозможно просто восстановить древнюю республику без принцепса с консулами и заделать брешь, пробитую в 27 г. до Р. X. в конституционной истории Рима. Принципат, бывший вначале только временной должностью для восстановления мира и порядка, сделался жизненно важным органом империи. Провинции, города, союзники, подданные, иностранные государства, привыкшие уже в течение двадцати лет видеть во главе государства одного человека, смешивали Рим с его личностью; все имели к нему уважение, почтение и страх; повсюду привыкли вести с ним переговоры и заключать союзы; повсюду возлагали на него свои надежды и свое доверие. Если бы после его удаления на его месте не оказалось бы человека с таким же авторитетом, все здание дружб, союзов, клиентел, подчинений, для которого потребовалось двадцать лет войны и дипломатических усилий, могло бы разом рухнуть. Трудно, например, было предвидеть, что произошло бы в Германии, если бы Август удалился в частную жизнь. Очевидно было, что бессильный, безвольный и разъединенный сенат не был более, как ранее, способен руководить внешней политикой, сделавшейся слишком обширной и слишком запутанной. Для иностранной политики нуждались более не в сменяемом ежегодно магистрате, а в магистрате, избираемом на более продолжительный срок, который мог бы наблюдать за границами империи, быть в курсе всех изменений, вести переговоры и быстро разрешать все вопросы. Поэтому Август мог удалиться в частную жизнь только при наличии преемника, готового принять его власть и продолжать его функции. И такой преемник был: в случае удаления Августа его преемником, по всем вышеизложенным причинам, мог быть только Тиберий. Но положение было так исключительно, что являлось новое затруднение, самое парадоксальное из всех. Непопулярность Тиберия все возрастала. Солдаты, конечно, обожали своего Биберия, так называли они его в насмешку, намекая на его единственный недостаток — склонность к вину;[330] и в лагерях Тиберия всюду уважали как очень сурового, но справедливого, храброго и неутомимого генерала; офицеры и несколько сопровождавших его интимных друзей удивлялись ему как простому и серьезному великому человеку.[331] Но совершенно иначе относились к нему в Риме, среди всех тех, кто желал бы пользоваться только привилегиями своего ранга, не неся никаких обязанностей; между всеми теми, кто обогатился грабежом бюджета, между холостяками, раздраженными лишением стольких наследств по законам о браке, и в бездетных семьях, которые боялись лишиться всего в один прекрасный день. Все эти люди страшились энергичного человека, могущество которого, естественно, возрастало по мере того, как Август старел, и который обещал управлять с большей строгостью, чем Август. Если даже управление Августа многим казалось слишком консервативным, то управление Тиберия должно было казаться им национальным бедствием, которого нужно было избежать во что бы то ни стало. По этой причине в сенате, среди всадников и в самом народе постепенно образовалась противная ему партия. Только новое избрание Августа могло на время разрешить все эти затруднения, удовлетворяя всех как наименьшее зло. Волей-неволей Август должен был принять продолжение своего принципата, но не на пять, а на десять лет. Это удлинение, может быть, объясняется страхом перед Тиберием: хотели успокоиться с этой стороны по крайней мере на десять лет.
329
Dio, LIV, 6: την τε ήγεμονίαν, καίπερ άφιείς ώς §λεγεν… ακων δήθεν αυ&ις υπέστη… Это утверждение, по поводу которого Дион иронически подчеркивает свое сомнение этими δφεν, может быть, более вероятно, чем казалось историку, жившему в слишком отдаленную от Августа эпоху. Двадцать лет такого управления могли бы утомить и более сильного человека, чем Август, и нередко мы видим политиков, требующих отдыха, в особенности по достижении известного возраста.
331
Из Веллея Патеркула можно видеть, какой энтузиазм вызывал Тиберий у всех тех, кто мог близко его узнать.