- Это... Это же мусор изнутри! Это он специально так делает! - охнул Изуба.
- Теперь мы до стены не доберемся!
- Добраться-то доберемся, но когда будем этот хлам разгребать, это ж все посыплется, и треклятая каменюка услышит и прибежит в два счета!
- Проклятый голем!!! Какой идиот ему это приказал?! Ква-ква ведь говорил, что...
- Похоже, кроме него там никого нет. Кто ему прикажет?
- А что он, по-твоему, сам это придумал?!
- Чтоб его гориллы драли...
- Сто лишайных бабуинов... - уныло поддержал приятеля Кашил. - Может, он сломался?
- Почини сходи, - саркастически кивнул Изуба на долото приятеля.
- Да лучше я сразу с утеса брошусь!
- Им, кстати, нельзя на людей руку поднимать.
- А еще они должны делать то, что им говорят!
- Н-дысь... - кисло протянул длинноволосый грабитель. - Может, ему сказать, чтобы убрал все обратно?
- Скажи иди, - ответил советом на совет рыжий.
Изуба покосился на подельника, но грубить не стал.
- Что делать будем? - не дождавшись ответа, спросил рыжий вор.
- Может, попробуем расковырять другую стену?
Но другая стена оказалась уже одетой в корзинно-ящичную броню, а проходы между складами надежно забаррикадированы.
Голем теперь ходил не внутри, а снаружи, кругами, с каждым шагом поднимая пыль и утрамбовывая в сухую землю камни и траву. После третьего круга в свете месяца уже можно было разглядеть кольцевую дорогу.
- Дурацкий истукан... - морщась, точно от зубной боли, простонал Кашил.
- А главный дурак у нас - Ква-ква, который этому идолу непонятно чего наговорил, - мстительно произнес Изуба.
- А мы, умные, чего теперь делать будем? - уныло скривился рыжий. - Если мы стену не проломаем, Ква-ква нам и утром не заплатит, и то, что уже выдал, заставит вернуть!
- Есть у меня одна мыслишка... - поскреб в затылке кончиком лома длинноволосый.
Час спустя, дождавшись, пока тяжелые шаги пропадут за углом, из темноты вынырнули трое и помчались к баррикаде, преграждающей проход к складам.
Вернее, помчались только двое из них, а третий, надежно связанный, с кряхтением бился и мотал головой, пытаясь вырваться.
Иногда ему это почти удавалось, и тогда темнота оглашалась разъяренным шипением пленившим его воров:
- Зараза...
- Чтоб тебя...
- Это твоя идея была!
- Не нравится - придумай сам что-нибудь другое!
- Я не могу думать в такой обстановке!
Собеседник его хотел было сказать, что по его мнению, не изобрели на Белом Свете еще такую обстановку, в которой Кашил мог бы думать, потому что изобретение сие противоречило бы природе вещей, как сухая вода, но не успел. Цель их похода внезапно выступила из темноты, встречая их обломками корзин и едва не роняя, и грабители остановились.
- Держи его хорошо!- прошептал Изуба, бросил наземь свой конец ноши и полез в глухо звякнувший заплечный мешок.
Через полминуты последнее, самое важное действо над пленным было произведено, веревки, спутывающие его ноги, разрезаны, и последний аккорд - 'Раз-два-взяли!..' - завершил коварный план злоумышленников.
С пронзительным бряком, словно перевернулся воз с оловянной посудой, переброшенный через баррикаду пленник хлопнулся на землю между складами, вскочил и помчался вдоль пустынного коридора, гремя и дребезжа, на чем свет стоит.
- Этот... сын навозной кучи... напоследок меня достал! - хлюпнул разбитым носом рыжий вор.
- Пусть теперь развлекается, - хмыкнул Изуба, имея в виду то ли охранника, то ли родственника большого объема органических удобрений, доставшего Кашила по носу.
- Хотелось бы мне поглядеть!..
- Факел зажги - и поглядишь, - хмыкнул длинноволосый и дернул приятеля за рукав: - Пошли.
- Побежали, - уточнил Кашил. - Осторожно.
Велик дошел до дальнего конца левого склада, когда из пространства между фасадами раздалось неистовое бряканье и дребезжание, словно кто-то перевернул вверх дном сундук с жестяной посудой и теперь играл ею в футбол.
Воры?!
Выносят товар?!..
Мгновенно он перешел на бег, завернул за угол[40], проломился сквозь нетронутую баррикаду, ворвался в широкий коридор, разделяющий два ряда хранилищ, и лихорадочно огляделся - дубина наготове.
Если снаружи слабый свет осколка месяца позволял видеть хотя бы очертания предметов, то в мрачном ущелье, до краев наполненном тьмой, различить что-либо было уже невозможно.