И в каждой ее капле был он.
Он видел и осязал каждую трещину схема, каждую выбоину там, где выпал или рассыпался самоцвет, каждый разрыв и каждую неровность дорожек, соединявших камни силы, словно не его магия, но его босые ноги бежали по ним.
Каждый пройденный миллиметр стоил ему невероятных усилий, точно он сам, во плоти, прорывался сквозь каменную оболочку головы изделия, чтобы сделать очередной крошечный шажок. Тело его было холодно и неподвижно, мозг же пылал огнем и сыпал искрами боли, а из сведенных челюстей вырывались невнятные хриплые звуки — не то крик восторга, не то рык, не то стон. Но ни выскользнуть, ни вернуть все, как было, ни остановить чудесный, восхитительный поток магии теперь он мог не больше, чем остановить биение собственного сердца.
Под сумасшедшими усилиями магии мутные доселе золотые дорожки начинали блестеть и светиться на перекрестках. Они огибали сколы, мостили мелкие трещины и змеились по дну крупных. Там, где золото было расплавлено и испарилось, магия вытягивала сохранившиеся участки навстречу друг другу или создавала новые пути, взамен старых или в обход невосстанавливаемых повреждений. Самоцветы, затронутые целительной силой и разбуженные, соединенные новыми дорожками, оживали один за другим — сперва робко, но с каждым отвоеванным у разрухи миллиметром все уверенней, и вот уже почти все уцелевшие камни пылали ровным ярким светом, разгоняя пунцовый мрак.
Анчар выдохнул — или всхлипнул, обессиленный — и остатки магического заряда вылились на изумрудное поле схема, закрепляя сделанное за эти долгие минуты.
Или часы?..
Омытые чистой магией, камни и дорожки торжествующе вспыхнули и засияли, словно огромный город в праздничную ночь. Атлан вздохнул слабо, но удовлетворенно, хоть не понимая и десятой доли того, что сотворил, почувствовал, что смеется — радость творца должна была немедленно отыскать выход, или осознание невыносимой красоты и совершенства созданного, казалось, разорвало бы его на части — и вдруг голова его закружилась. Или это обновленный схем завертелся, и всё, что вокруг него, и весь Белый Свет с ними заодно?..
Не переставая улыбаться — потому что на смех больше сил не осталось — он полетел в багровую бездну.
Яркое свечение буравило опущенные веки так, что хотелось сощуриться.
Анчар сморщился, удивляясь, отчего и какой болван посреди ночи сует ему под нос фонарь, прикрыл рукой глаза и повернулся на другой бок.
Болван с фонарем — то ли из врожденной противности, то ли от скудоумия — намека не понял и не отвязался, но напротив, поднес свой светильник еще ближе, и теперь дрянная лампа стала не только сиять как ошалелая, но и жечь.
Рассерженный маг замычал, рывком приподнялся, все еще не в состоянии разлепить веки — за прошедшие десять минут с того времени, как он заснул, они будто склеились — и свет, яркий, подобный солнечному, окрасил внешний мир в желто-оранжевый цвет.
— К-кабуча… — пробормотал атлан, яростно протер саднящие глаза — словно три дня без передышки прокладывал дорожки на микроскопических схемах повышенной сложности — и разлепил один.
И тут же, ойкнув, закрылся ладонями: солнечный свет ударил, слепя, и лучи его, словно острые колья, пронзили глазницы и застряли в мозгу.
Но не головная боль, ставшая в последние дни его суровой подругой, повергла атлана в растерянность и гнев, а банальное жульничество ушлой природы.
Утро?!
Как утро?!
Откуда?!
Когда?!
Какого шакала лысого на этот раз?!..
Кривясь от рези в глазах, словно наполненных песком, и боясь лишний раз пошевелить головой, чтобы та ненароком не отвалилась и не разбилась о доски кровати, Анчар раздраженно выглянул сквозь пальцы на белый свет.
Которого было слишком много, так как крыша его избушки отсутствовала как данность.
— К-кабуча… — прошептал волшебник, сощурившись и утирая рукавами отчаянно заслезившиеся очи. — Кабуча горбата… гробата… габата…
Будучи не в состоянии, к стыду своему, даже вспомнить окончание древнего магического ругательства, он торопливо перешел от риторической части к экзистенциальной.
— Что… Что было вчера? Неужели опять Мокеле приходил… приносил… привозил…
События прошедшего дня, а потом и вечера, быстрой чередой промелькнули пред внутренним взором атлана: его бенефис в роли околоточного шамана, визит Мбембе, традиционная партейка в шахматы, разговор… Разговор тяжелый, неприятный, гнетущий душу безнадежностью и унынием… но определенно безалкогольный и ни в коей мере не объясняющий текущее отсутствие крыши[23], горящие, точно набитые красным перцем крупного помола глаза и голову, раскалывающуюся под ногами невидимого слона, танцующего в ней чечетку.
И странный пепел на полу, мебели и вещах, как подсказали ему страдальчески моргающие очи.
Может, у него ночью был пожар?
Или молния ударила в крышу во время грозы?
Или какой-нибудь завистливый колдун из округи предпринял шаги по устранению конкурента?
Анчар со стоном закрыл глаза, осторожно нахмурился, всерьез опасаясь, что это усилие расколет его многострадальный череп по швам, и попытался выскрести из дальних уголков памяти ускользнувшие от его внимания подробности или факты. Но кроме непонятного тревожного сна, чтобы не сказать кошмара, трал его не принес ничего.
Изуродованный генератор эхосигналов в критическом состоянии… Попытка диагностировать схем, заблокированный в голове изделия… Некорректная аудиоиндикация при переходах на последовательные уровни… Непонятно откуда взявшиеся запахи… ведь там были запахи, да, мне же не приснилось?.. Или приснилось? И монохромные проекции на стенке экранирующего устройства… в смысле, ведра… при вхождении в гамма-диапазон приснились тоже?.. Или… или… и…
Дальнейшее терялось в каком-то странном багряном тумане и ощущениями напоминало не то бег с барьерами по огненному полю, не то нескончаемые попытки пробить череп изделия своей головой.
Волшебник пощупал лоб — на всякий случай — но повреждений не обнаружил: источник боли определенно располагался внутри.
Чушь какая-то…
Отгоняя нелепые образы, Анчар фыркнул, сердито покосился на неподвижную каменную громаду в углу комнаты — словно застывший навеки голем был виноват в чем-то[24] — и замер.
Даже самый реалистичный сон — и тем более, самый фантасмагорический кошмар — не могли оправдать вдавленную в земляной пол обугленную щепу.
Щепу, на которой отдельно взятыми фиолетовыми пятнами лиловело что-то сиреневое.
Или сиреневело что-то фиолетовое?
Или фиолетовело что-то…
Перед лицом такой улики Анчар не мог больше делать вид, что последние воспоминания оказались всего лишь сном, а ведро и самомодифицировавшийся генератор эхосигналов были похищены конкурентом или втоптаны удачным попаданием ночной молнии.
— Кабуча… — потрясенно выдохнул он, не находя других слов, чтобы выразить все обуревавшие его чувства и мысли. — Значит, изделие… значит, схем… значит…
Не тратя время на продолжение мысли, атлан скорее свалился, чем встал с кровати, вскочил с пола и, шатаясь, кинулся[25] к голему.
Подхватив по пути табуретку, он взобрался на нее, схватился за голову, покачнулся, падая — но наткнулся спиной на что-то надежное и удержался.
Навалившись на нежданный, но весьма своевременный упор и расслабившись, насколько это было возможным, маг приложил к вискам Каменного Великана ладони и торопливо зашептал заклинание упрощенной диагностики — единственное средство, оставшееся теперь в его арсенале после гибели генератора.
Опустив веки, он сосредоточился и открыл сознание для поступающей в мозг картинки-схемы: разноцветные сияющие точки камней… мерно пульсирующие дорожки связи — непонятно как расположенные и напоминающие, скорее, план лабиринта… дорожки силы, источающие почти ослепительный для мысленного взора свет — и тоже петляющие и пересекающиеся самым причудливым образом…