— Что. Прибил?
Делмар поморщился.
— Не что, а кого. Меня. И убил бы, может… И ты же знаешь закон, ему бы ничего за это не было… я совершеннолетний… Но я удрать успел.
— Я. Пойду. К. Твоему. Отцу. И. Прибью. Его. К. Чему. Захочешь, — грозно набычился голем.
— Нет, что ты, не надо, ни в коем случае! — Делмар в ужасе замотал головой. — Нет! Он же мой отец!
— И. Куда. Ты. Пойдешь? — снова не понимая логики, тем не менее не стал спорить Велик и присел рядом на корточки.
— Отойду немножко — и в порт подамся, — снова приуныв, вздохнул юный ловец ракушек. — Проберусь на корабль какой-нибудь — и уплыву в дальние страны. Найду работу… Поди, там люди не с гроша на медяк перебиваются. Заработаю кучу денег… куплю дом… А еще я слышал, что есть на Белом Свете такие города, где мостовые вымощены золотом, в реках течет молоко, берега — из киселя ананасового, а дома построены из пряников! Представляешь!.. Вот бы найти такой… Хотя, конечно, расковыривать дороги никто не разрешит… но хоть голодным ходить не придется, пока на ноги не встану…
Голем на мгновение было задумался, как можно ходить, не вставая на ноги, но тут другая мысль заняла всё его внимание.
Куча денег.
Если есть на Белом Свете такие города, где можно заработать кучу денег, то он сможет заплатить хозяину склада и даже накопить отцу на лабораторию и оборудование! И тогда…
В который раз за ночь Велик вспомнил прощальные слова своего создателя.
…и тогда никто не сможет сказать, что он его подвел, хоть и не имел права.
— Пойдем, — голем поднялся — словно гора, отдохнув, распрямилась.
— Куда? — испуганно воззрился на него мальчишка. — Я не вернусь домой! Я убегу! Ты меня не поймаешь!
— В. Порт.
Анчару не спалось.
Добравшись до дома около двенадцати, он зажег светошарик — небольшой, чтобы сил на его поддержание уходило как можно меньше. Скорее по привычке, чем от голода, поужинал, расстелил на столе купленную по дороге бумагу и погрузился в вычисления.
Если бы он смог найти и устранить ошибку в схеме Каменного Великана, то проблем с деньгами у него больше бы не возникало. Вернись голем на Арену и покажи себя во всей красе в схватках — плата хозяина складов показалась бы ему жалкими грошами. Не для того он месяцами из лабораторий не выходил, чтобы изделие класса три-один-один караулило по ночам склады, как какой-нибудь алкаш! А какие идеи у него роились в голове для следующего изделия серии «Экс»!.. М-м-м-м!.. Хорошо, что с кафедры никто не знает — побелели бы от зависти! Эх, если бы Великан выступал на Аренах, года за три-четыре можно было бы накопить на новую модель, и тогда…
Испещренные цифрами, формулами и заклинаниями, исчерченные диаграммами, графиками и фрагментами схемов листы устилали уже не только столешницу, но и кровать, табуретки и часть пола, когда сзади что-то застучало.
И еще раз.
И еще.
Причем с каждым разом назойливый стук становился всё громче, и раздавался всё ближе.
Захода с четвертого он, наконец, прорвался сквозь пелену сосредоточенности и волшебник раздраженно оглянулся: да что там еще?..
Оказалось, не что, а кто.
— Да пребудет на белом шамане благословение Большого Полуденного Жирафа! — выпалил над ухом поздний визитер, торопливо пряча за спину занесенную для очередного стука руку[48].
Ученый недоуменно прищурился, вспоминая:
— Оламайд?.. Жена китобоя?..
Пухлые руки, спрятавшиеся было из виду, вырвались на волю и взметнулись к отсутствующему потолку:
— Верни мне мужа!
— Что?.. — вырванный из совершенного мира вычислений в мир иной, где пропавших китобоев отчего-то разыскивают в домах ни в чем не повинных волшебников, Анчар тупо нахмурился и захлопал глазами.
— Мужа!!! — возопила торговка, словно решив, что белый шаман оглох.
— Мужа?.. Какого мужа? Твоего мужа?.. — опешил чародей, лихорадочно пытаясь сообразить, каким образом пропавший — предположительно — супруг матроны имеет отношение к нему.
— Моего мужа!!!
— Он ко мне не заходил сегодня, — понимая, что ни в чем не виноват, и не понимая, что происходит, попытался оправдаться атлан. — И вчера. И позавчера. И вообще. И вообще! Я его знать не знаю! И с чего ты взяла, что я его здесь прячу?!
— Не притворяйся! Если б не ты — Мвенаи не ушел бы от меня!
— Я?.. я?.. Да причем тут я?! — выведенный из себя нелепым обвинением, подскочил атлан. — Я даже не видел твоего мужа! Никогда! И оставь меня в покое — я работаю!
— Над заговорами? Чтобы испортить жизнь еще какой-нибудь бедной женщине? — ядовито прошипела Оламайд.
— Нет! Я… — сконфуженно начал было Анчар, представил себя, объясняющего базарной торговке принципы архитектуры схемов и первичные алгоритмы выполнения задачи — и взорвался: — Я занят другой работой! Срочной и важной! И если кто-то с косоглазием не может точно бросить свой гарпун, то пусть его хоть вообще потеряет! Всё! И попрошу меня не отвлекать!
То ли вид мага, оторванного от любимого дела, был ужасен, то ли гостья поняла, что скандалом тут ничего не добьешься… Так или иначе, она спешно отступила на шаг, покорно сложила руки на груди и опустила очи долу.
— Я извиняюсь, белый шаман… Я понимаю, белый шаман…
И когда торжествующий чародей готов был уже услышать «Я удаляюсь, белый шаман», матрона смиренно проворковала:
— Я подожду, белый шаман.
И водрузилась на кровать с видом памятника, наконец-то отыскавшего свой пьедестал.
В ответ на полный ужаса взгляд Анчара она вскинула ладони и успокаивающе проговорила:
— Не бойся, я твою постель рыбой не запачкаю, тут бумажки положены.
Атлан закрыл глаза, стиснул зубы и испустил мученический стон.
— Что? — насторожилась Оламайд, но не успел атлан даже подумать, риторический это был вопрос или экзистенциальный, как она продолжила: — Ты не гляди на меня, белый шаман. Ты дело делай. Быстрее своё сделаешь — быстрее до меня руки дойдут.
От одной мысли о том, каким бы именно манером ему хотелось довести свои руки до незваной посетительницы, волшебник снова застонал, но стиснул зубы и, демонстративно не обращая на гостью внимания, снова погрузился в вычисления.
Вернее, сделал попытку.
— Нет, ты не думай, я ж понимаю, отчего ты мычишь, я ж не вчера родилась, — матрона тем временем сочувственно сложила губы подковкой. — Зубы болят — это хуже не придумаешь. Вот однажды у меня зубы болели — хоть на стенку лезь, так мне тетка моя сказала к запястью руки, та, которая напротив зуба, чеснок привязать дробленый, мелко порезанный, только на голую кожу его нельзя класть, чтобы пузырь не выскочил, а то как у тетки моей — другой, у которой муж одноглазый, в прошлом году случилось так, она чеснок-то порезала, да положила на кожу просто, без тряпочки, вернее, с тряпочкой, да только тряпочкой-то она сверху примотала, а надо было тряпочку сначала на руку положить, чтобы тряпочка под низом у него была, а потом сверху тряпочкой той же обматывать, а лучше два слоя тряпочки под низом, чтобы для верности, но с другой стороны, тоже смотря какая тряпочка, если тонкая, выношенная, то и два слоя может мало оказаться, и опять же от чеснока зависит, если этовогоднишний первый урожай, то и двух слоев мало покажется, хотя если тряпочка толстая, мало ли, рубаха, бывает, порвется, за гвоздь зацепишься — ткань-то еще хорошая, добротная, а зашить уже не зашьешь, вот как у моей тетки было, но не той, у которой зубы болели, и не у той, у которой четыре сына, и не у той, у которой крышу перекрывали, и не у другой, у которой ревматизм, а у той, у которой муж одноглазый, только у него зубы никогда не болят, так вот, это я про тряпочку ведь всё еще рассказываю, полезла она в погреб за чесноком, только у нее зубы не болели тоже, вернее, вообще болели, но тогда не болели, это только у мужа ее никогда не болели, потому что у него зубов вообще нет, но вот когда у нее болели, это в другой раз, тогда она тоже чеснок тряпочкой привязывала, только у нее тряпочка-то толстая была, а надо было проношенную взять, ну а в погребе…