— Э-э-э…
— А-а-а…
— С возвращением, ваша просветленность, — поднимаясь на четвереньки и улыбаясь за всех троих, с деревянной жизнерадостностью возгласил Агафон.
— То есть… получается… мы им жизнь спасли, что ли?! — с таким видом, будто наткнулась на фальшивую монету в дневной выручке, мокрая и возмущенная Оламайд уставилась на старшего жреца.
— Получается, что да. Тс-с-с! — сдавленным шепотом подтвердил Агафон, изо всех сил надеясь, что спасенные — а конкретно, один из них — об этом не догадается или не услышит.
Но судя по мине Узэмика, надеялся он зря.
И словно одного этого было мало, его товарищ по оружию заглянул ему в лицо, умытое волной, и вопросительно нахмурился:
— А я-то думал… кажется мне или нет… Ну, день сюрпризов сегодня, однако… Послушай… Ты ведь Агафон, ученик Адалета?..
— …и я вообще не понимаю, кто тебя за язык тянул! — на шипяще-рычащей ноте закончил Агафон Мельников сын короткую приветственную речь и грохнул кружкой об стол.
Столб маракуйного пива выплеснулся из оловянных берегов и плюхнулся в тарелку с сушеными кальмарами, превращая резиново-хрустящую закуску в суп. Мокрая гладкая кружка выскользнула из пальцев волшебника, опрокинулась, и остатки пива хлынули по столешнице в сторону собеседника, точно река в полноводие.
Анчар огляделся по сторонам — не привлекли ли они к себе внимание[20], отодвинулся, пропуская к полу пивопад, и буркнул:
— Откуда я знал, что ты там инкогнито?
— Мог бы и догадаться! — просверлил его пылающим взглядом молодой чародей.
— Мог бы и намекнуть! — исчерпал лимиты раскаяния атлан.
— Мог бы и раньше сказать, что это ты, чтобы я мог начать намякивать до того, как ты сообщил Узэмику всё, что надо и не надо! — не замедлил среагировать Агафон.
— А ты мог бы… — начал было Анчар, но подумал, что споры — особенно такие — должен прекращать самый умный[21] — и шумно выдохнул воздух, набранный для встречного обвинения. — Хорошо. Будем считать это несчастным случаем. А вообще, что ты тут делаешь? Ты же, вроде, когда мы расстались, поступал в учен…
— Да-да, крикни об этом на весь кабак! — ядовито предложил его премудрие. — В Мангангедоле каким-то чудом еще остались те, кто об этом не знает!
— Ты не хочешь об этом говорить, потому что тут могут услышать посторонние? Или потому что мне не доверяешь? — атлан поджал тонкие губы.
— Да ладно тебе… доверяю… не доверяю… — скривился Агафон, словно хлебнул лимонного сока с солью и откинулся на спинку стула, сплетенного из слоновьей травы, как вся мебель трактира. — Просто твое тут появление… как баобаб на голову.
— Да. Конечно. Кто бы мог подумать, что Анчар, отправившийся в Узамбар искать работу, окажется в Узамбаре. В то время как пришествие Агафоника Великолепного из Забугорья на сию территорию в роли жреца местного божка вполне предсказуемо и объяснимо, — сухо кивнул атлан и стал подниматься. — Приятно было встре…
Молодой волшебник, рыча что-то неразборчивое, схватил Анчара за рукав малинового балахона послушника, выданного ему Узэмиком сразу, как только сошли на берег.
Швы на плече затрещали. Посыпались зеленые искры.
Перспектива ли испортить новый наряд или зверское выражение лица коллеги оказали влияние — но атлан торопливо опустился на место.
— Оторвешь! — зыркнул он на собеседника.
— Да что с ним будет! — фыркнул его премудрие, но руку убрал.
Рукав кокетливо скользнул на сгиб локтя хозяина, обнажая россыпь свежих синяков и ссадин.
— Нитки гнилые… — сконфузился Агафон.
Атлан молчал, то ли раздумывая, стоит ли сказать коллеге всё, что думает про него, то ли в поисках подходящих для этого слов.
Коллега в это время, не догадываясь о трудном выборе собеседника, искоса разглядывал соседей по длинному столу. Те, уже не скрывая любопытства, таращились на жрецов, словно зрители в цирке. И Анчар очень сильно подозревал, что ждали они продолжения выступления не фокусников, а клоунов.
— Не хочешь говорить здесь — пойдем в другое место, — вздохнул он, прижимая рукав-сепаратист к плечу балахона.
За единое целое их невозможно было принять даже слепому дикарю, об одежде никакого представления не имеющему. Агафон почувствовал угрызения совести.
— Я… кхм… это… знаю одно заклинание, которым можно чинить порванную одежду… если не очень большая длина прорехи… и площадь… и направление по уткам… утке… утку… утку… что бы это ни было… там так написано было… У тебя направление куда? Мне несложно так-то, оно короткое, раз-два, и…
Губы Анчара нервно дрогнули: за многообещающим вступлением он всем своим недолгим, но насыщенным опытом общения с его премудрием чувствовал «но» размером с гиперпотама. Инстинкт самосохранения даже не вступил — ворвался в разговор, не дожидаясь команды от сознания:
— НЕТ!!!.. То есть… я хотел сказать… Не отвлекайся на пустяки. Я потом сам пришью. Или второй оторву. Что проще окажется.
— Ну смотри, как хочешь, — с изрядным облегчением и еще более чистой совестью выдохнул чародей и поднялся.
— Ты куда? — забеспокоился на всякий случай атлан.
— Сейчас вернусь, — бросил через плечо Мельников и направился к хозяину заведения — упитанному седовласому узамбарцу лет пятидесяти, в красной рубахе с белыми и зелеными разводами.
На стойку, липкую от пива, легло несколько монет. Хозяин пересчитал их, попробовал за зуб, и рука его привычным движением унесла их куда-то под стойку. Обратно, так же привычно, она вернулась с тремя медяками. Взмахом руки трактирщик подозвал из-за ближайшего стола зала тройку мужчин. Получив по медяку, они уселись на невысокий помост рядом со стойкой, вытащили из стоящей в углу корзины палку, огромный половник и десятилитровый бочонок, и через секунду гул голосов потонул в пронзительном свисте, звоне и грохоте.
Концерт для узамбарской флейты с мандолиной и барабаном начался.
Анчар втянул голову в плечи, словно надеясь прикрыть ими уши, и обвиняюще уставился на собеседника:
— И тебе это нравится?
Агафон вскипел:
— Нравится?! Да у меня от этого мозги наизнанку выворачиваются! — прорычал он в ухо атлану, едва перекрикивая энтузиазм народного оркестра.
— Тогда к чему этот мазохизм?
Его премудрие нервно поежился.
— Можешь списать на паранойю… но с тех пор, как мы сошли на берег… у меня такое ощущение, будто за мной кто-то следит. И подслушивает. Постоянно.
Анчар невольно оглянулся, но угадать среди десятков таращившихся зевак соглядатая было невозможно.
— Не так, нет. Не лично, — замотал головой Агафон. — Следит через заклинание — или еще хуже.
— Хуже? — не понял атлан.
Молодой волшебник вздохнул.
— Чтобы не утруждать тебя подробностями, буду краток. Месяца три назад ЕПП Адалета… ежемесячное превентивное прорицание, то бишь… показало отрицательную напряженность магического поля в этом районе, близкую к критической.
— С чего вдруг Адалет занялся прорицаниями?
— Он маг-хранитель, если ты не забыл. И даже если Гаурдака больше нет, тысячелетние привычки так просто не проходят. Короче, он отправил меня разобраться. Ты, конечно, знаешь, что большая часть восточного Узамбара поклоняется Жирафу, как они его называют.
— Большому Полуденному, — уточнил атлан.
— Ну да, — нетерпеливо отмахнулся Агафон и продолжил — не очень тихо, но Анчару пришлось напрягать слух, чтобы расслышать хоть что-то через буйство народных инструментов, разрывающее барабанные перепонки: — Но после того как на престол Мангангедолы взошел брат умершего абиоя… года полтора назад… то ли он, то ли жрецы решили вспомнить старых богов, потому что Жираф, якобы, не слишком заботился о благополучии королевства. Страна и вправду почти нищая, не знаю, успел ты заметить или нет… потому что в столице это не так видно… Не знаю, чья тут больше вина — Жирафа или монарха, хотя имеются у меня на этот счет определенные подозрения… но новый абиой и его верховный жрец посчитали, что проще сменить бога, чем династию. Пока подданные не пришли к другому ответу на этот вопрос, наверное. Короче, из старых они откопали из небытия преданий некую Уагаду. Не знаю, за что она отвечала, когда ее забывали, но сейчас она у них мать земли Мангангедольской, радетельница людского рода и всё такое прочее. И за эти полтора года, надо признать, недовольных поубавилось.