Люди привязывают кого-либо только в одном случае, знал Великан: чтобы не убежали. Но зачем объясняльщикам убегать? Может, они не очень хотели отправляться к Уагаду? Или жрецы опасались, что пока они найдут достаточно длинные лестницы, им надоест ждать? Но зачем их класть? Из заботы, чтобы не устали стоять, пока им ищут лестницы? Но отчего укладывать их не на кровать или на скамейки, на худой конец, а на столы? Конечно, голем о человеческих обычаях знал не слишком много, но для чего предназначены — а самое главное, для чего не предназначены столы, ему известно было.
Тем временем Кокодло достал из жаровни две дымящиеся ветки синь-малины и под громкий, но неразборчивый речитатив жрецов стал обходить помост, помахивая в сторону оцепления и толпы, точно отгонял мух. Не прекращавшие тлеть листья при каждом взмахе осыпали стражников крупными синими и малиновыми искрами. Толпа заколыхалась: кто-то потянулся, пытаясь поймать священные огоньки. Зрелище же стражников, старавшихся увернуться, погасить тлеющую одежду и сказать не для храма придуманные слова — и всё это не нарушая стойку «смирно», завораживало даже Верховную жрицу.
«Столько жрецов вокруг! Отчего никто не поможет старику потушить свои палки?» — подумал Велик. Словно повинуясь его мысли, три жреца, доселе стоявшие по углам помоста, враз шагнули к Кокодло. Верховный, видно решив, что это была какая-то игра, бросил ветки в толпу[46] и стал вертеть руками перед лицами и над головами помощников, будто показывая: «Ничего нету, ничего нету, ищите в другом месте!»
В руках жрецов блеснули ножи, но не успел Велик испугаться, как выяснилось, что ни Кокодло, ни остальным ничего не угрожало: троица развернулась, на краткий миг преклонила колени перед Просветленной, встала — и направилась к привязанным.
Каменный Великан недоуменно прищурился: век живи — век учись обычаям людей, чего только ни придумают, чтобы ясно и просто не выражать свои мысли…
По взмаху руки Кокодло зарокотали барабаны — часто, отчаянно, как сердце человека, загнанного в угол преследователями. Площадь захлестнуло ощущение опасности, растерянности и чего-то тошнотворного и непоправимого, что вот-вот должно было случиться. Толпа замерла. Голем, настороженный внезапной тишиной неумолчного доселе человеческого моря, обернулся, бросил тревожный взгляд на помост — и сбился с шага.
Над привязанными к столам людьми стояли жрецы. Губы их беззвучно шевелились, глаза были полуприкрыты, а руки с ножами взметнулись к небу и застыли, делая служителей богини похожими на какие-то нелепые громоотводы.
— Во славу и могущество Уагаду, и да придет в Слоновье королевство процветание и развитие! — выкрикнул Кокодло и взмахнул новой порцией дымящихся синь-малиновых ветвей, как дирижер, подающий сигнал оркестру.
И оркестр вступил.
Толпа охнула, застонала… ножи жрецов начали опускаться… старуха Просветленная с закрытыми глазами и блаженной улыбкой подалась вперед… над головами людей просвистело нечто огромное и пестрое… между двумя алтарями с грохотом выросла синь-малина… Барабаны подавились собственным грохотом… Помост хрустнул, скрипнул…
И развалился с могучим треском, роняя на плиты двора вперемешку с драгоценной древесиной жрецов, послушников, жаровни и алтари с привязанными жертвами.
Народ ахнул и закрутил головами то вверх, выглядывая богиню, чье знамение они только что узрели, то на руины помоста с копошащимися меж обломков жрецами и их жертвами. Под каким бы внушением или дурманом они ни находились, падение привело объясняльщиков в себя. И первым делом, осознав свое положение, они захотели срочно попасть в какое-нибудь другое. Желательно в такое, где не было ни богов, ни их прислужников, ни, прежде всего, храмов.
Как и следовало ожидать, их намерения были диаметрально противоположны жреческим, что и выяснилось после первого же выкрика Кокодло:
— Продолжать ритуал!
— Но знамение… дерево… — донесся нерешительный голос Узэмика.
— Жирафу в задницу!!! Продолжать, я сказал!!! Стража, на место! Расчистить пространство перед помостом в сторону храма!
Караульные, рванувшиеся на спасательную операцию, развернулись и медленно поперли в другую сторону, отвоевывая у запруженной паломниками площади метра три. Толпа нервно гудела, но пятилась.
— Богиня…
— Дерево Уагаду…
— Уагаду не хочет, чтобы…
— Тс-с-с!!!
— А я тебе говорю, что это знамение!
— Да не знамение, а сток! На знамении большая тряпка должна быть!
— Сам ты — сток! В канаву!
— Не сток, а синь-малина!
— Сток!
— Синь-малина!
— Знамение!..
— Барабаны! — прорычал Узэмик так, что рядом стоящие послушники прикусили языки.
Из-под балки выползла Просветленная и впилась хищным взором в Кокодло. Если бы взглядом можно было убить, очень маленькие кусочки верховного служителя богини разлетались бы сейчас по всей площади.
— Барабаны!!! — взревел Верховный жрец.
Барабаны на стенах ударили, дружно, но не в такт и не в тон, словно катились по бесконечно длинной лестницы без половины ступенек.
— Во славу и могущество Уагаду, и да придет в Слоновье королевство процветание и развитие! — не дожидаясь синхронизации, сделал вторую попытку Верховный и на всякий случай объяснил простым языком растерянно застывшим жрецам с ритуальными ножами: — Синь-малина вам всем в глотку до задницы!!! Начинайте, чего встали, болваны!!!
— Нет. Стоять.
Приказ, подобный рокоту камнепада, прокатился над головами людей, отразился от дальней стены и вернулся к источнику вместе со взглядами всех людей на площади.
К голему.
Голему, который за две недели успел примелькаться и стать невидимым для храмового братства, вроде стула в комнате или цветка на окне.
Голему, остановившемуся без приказа.
Голему без своего огромного копья.
Оламайд и Делмар наблюдали ритуал, присев за невысоким парапетом стены вместе с остальной храмовой прислугой. Слух о том, что сегодня в жертву будут принесены отнюдь не бараны, пронесся среди слуг еще вечером, но соирцы до последнего не верили, что это — не шутка над новичками. И теперь, глядя с высоты в двадцать метров на зловещую процессию, торговка и ловец жемчуга мрачнели с каждой минутой. Глаза их то и дело перебегали с лица на лицо присоединившихся к ним слуг, но кроме боязливого ожидания, страха или такого же отвращения других эмоций они не находили.
— Они в самом деле будут их убивать? — не выдержал Делмар.
— Тс-с-с!
— Тихо, болван!
— Не убивать, а отправлять на поклон к богине! — испуганно зашикали на него со всех сторон, будто слова его могла услышать сама Уагаду.
— Но чтобы отправить на поклон к богине, они их сначала… — упрямо нахмурился мальчик, но продолжение фразы заглушило коллективно-яростное «Цыц, тебе говорят!».
Оламайд зыркнула по сторонам, закусила губу и дернула земляка за рукав:
— Пойдем.
Тот молча поднялся и, согнувшись в три погибели — чтобы из-за парапета не было видно внизу — потащился к лестнице, протискиваясь сквозь толпу любопытных слуг и огибая барабанщиков. Матрона последовала за ним. Густой рокот литавров словно пронизывал их насквозь, заставляя вибрировать кости, а мозги — гудеть, будто музыканты со своими огромными инструментами засели у них в голове и лупили палочками по черепу изнутри. Внизу сводный хор жрецов и послушников затянул гнусавую литанию.
— Успеем уйти до?.. — нервно оглянулся мальчик.
— Быстрее шевелись — и успеем, — сердито буркнула торговка.
Делмар ускорил шаг, не забывая пригибаться. Барабаны неожиданно замолчали, но потом вступили снова — быстро, лихорадочно, с дробью рассыпая по площади чувство неотвратимости чего-то нехорошего…
— Не успе…
…и вдруг умолкли вразнобой под аккомпанемент уже другой музыки — треска и грохота ломающегося дерева и падающих с высоты медных алтарей. Толпа вскрикнула, соирцы, забыв о приказе слугам не высовываться, выпрямились… И пока, ошалело моргая, они соображали, что произошло и откуда посреди площади — и, самое важное — посреди помоста взялось дерево и что с ним будут делать жрецы, Каменный Великан пророкотал, заглушая вступившие было вновь литавры: