Верховная жрица в тени единственного уцелевшего теперь столба слабо возилась, время от времени испуская придушенное рычание.
— Премудрая Уагаду учит, что выдавать желаемое за действительное — дурно, — усмехнулся старший жрец одними губами, отвернулся и почтительно склонился над Просветленной: — Мое нижайшее почтение… Разрешите предоставить себя в ваше полное распоряжение.
— Пол…ное?.. — глаза старухи мгновенно расширились и тут же хищно прищурились.
— Полное, — после секундного размышления кивнул Узэмик.
— Разрешаю, — лицо Просветленной перекосило.
Возможно, это была улыбка. Более добродушное и обаятельное выражение можно было увидеть лишь на морде крокодила.
— К…кабу… — простонал Анчар и пошевелил головой. В районе макушки немедленно что-то взорвалось, рассыпая мириады раскаленных искр под крышкой черепа. Не поместившиеся излишки посыпались из глаз прямо через опущенные веки, — ча…
Рука его метнулась — как черепаха через патоку — к больному месту, нащупала попытки с пятой и тут же отдернулась.
— Кабуча… — судорожно вдохнул атлан и закашлялся: такой вони ему не приходилось нюхать с тех пор, как… как… как… Короче, никогда.
Не понимая ничего, кроме того, что чем скорее он лишится обоняния или уберет от себя источник этого амбре — тем лучше, маг разлепил веки… и недоуменно моргнул. Над ним висел кусок полупрозрачного шелка цвета «взрыв в красильне».
Протерев глаза, поворочав головой и поморгав еще для профилактики, он понял, что это не шелк, выкрашенный во все цвета радуги вамаяссьцем на психоделиках, а вечернее узамбарское небо. Слева, слегка расплываясь очертаниями и покачиваясь, возвышался плетень из бамбука. Справа расположилась груда очисток вперемешку с костями и обрывками тряпок и шкур. Снизу… Высланная на разведку рука принесла в кулаке банановую кожуру, черепок и нечто склизкое, покрытое кустистой серо-зеленой плесенью.
— Что за?!.. — Анчар дернул рукой, и собранные трофеи — кроме скользкой гадости, прилипшей к ладони — улетели прочь. Быстрый взгляд вниз и по сторонам под аккомпанемент крещендо головной боли в поисках, обо что бы вытереть руку — и новый шок за последние несколько минут.
— Мусорная куча?!..
— Кабуча… — промычал рядом знакомый голос, и из-за бруствера объедков и огрызков поднялась взъерошенная темно-русая голова, увенчанная, как короной, ананасной кочерыжкой. Под глазом сабрумайца растекался мутно-лиловый синяк на пол-щеки. Самого глаза видно не было. Взгляд второго был туманен, как утро на болоте, и беспорядочно блуждал по облакам и краю забора. — Где… я?
— Нас выбросили на помойку, — морщась от болезненного эха в голове, просипел Анчар.
— Чег… куд… зач… какого лешего?
— Это был риторический вопрос или экзистенциальный? — кисло уточнил атлан, попытался приподняться, но охнул, схватившись за бок — и ощутил под пальцами голую кожу. Быстрый осмотр показал, что из одежды на нем были только холщовые штаны и десяток синяков и ссадин. Агафон был одет приблизительно так же.
— …габата апача дрендец… репа гудит… проклятые шептуны… кипяток им в клизму… — слабо выдавил его премудрие, разглядев, наконец, своего товарища и окружение. — Дышать больно…
— Ребро?.. — атлан осторожно вдохнул и выдохнул несколько раз, но хоть это у него было в порядке.
— Ага… кажется… — сабрумай скривился, пошарил под собой и вытащил обломок грудной клетки размером со щит. — З-зараза… От бегемота, что ли…
Брошенная кость просвистела у атлана над головой, ударилась об ограду и огрела его по шее.
— Извини, промахнулся, — хмуро буркнул его премудрие и, не глядя на коллегу, стал неуклюже подниматься, морщась, кряхтя и изрыгая ругательства в адрес грабителей[53].
— Идти сюда ты придумал, кстати, — мстительно напомнил Анчар, потирая зашибленный загривок.
— Если у тебя имелась мысль получше, умник кабинетный… — яростно начал было Агафон, но осекся и уставился на товарища: ни с того, ни с сего атлан закрыл лицо руками и согнулся пополам.
— Э-э-эй… Ты чего? Тебе плохо?
— Мы же пришли сюда… за расстройством здоровья… легкой тяжести… или как ты там выразился… Не забыл? — содрогаясь всем телом, просипел чародей.
— И что?
— И нас побили и ограбили! — давясь смехом, закашлялся атлан.
— А ржешь-то ты чего? — сердито фыркнул его премудрие.
— Ты что, не понимаешь? — маг прекратил смеяться — но не улыбаться во всю чумазую поцарапанную физиономию. — Вот смотри! Ты привел нас сюда, чтобы заполучить неприятности — и мы их заполучили! То есть мы достигли, чего хотели, но только не тем путем, каким думали! Но самое смешное, что это была твоя идея — и ты же теперь больше всех злишься! И ищешь виноватых!
— И дальше что? — голосом Агафона можно было готовить лед.
— И… ну… всё?.. — перестал улыбаться Анчар.
— Я всегда подозревал, что у тебя чувство юмора примитивное, как амеба, — гордо зыркнул на него сабрумай, вскинул голову и направился туда, где, по его мнению, находился центр города — и Храм. Но, сделав несколько шагов, остановился, оглянулся — и расплылся в улыбке.
— Ты чего? Тебе плохо? — забеспокоился атлан.
— Да ты знаешь… я тут подумал… и понял — а ведь действительно смешно! Представляешь, что скажет Оламайд, когда мы заявимся в Храм — и она увидит тебя такого! У тебя же вся спина белая! И волосы розовые! А на боку… А штаны… Ой, не могу!.. Она ж решит… решит… решит… что… — не в силах продолжать, его премудрие заржал, болезненно приойкивая и хватаясь за побитые места.
— И дальше что? — голосом Анчара можно было вымораживать бородавки.
— И… ну… всё?.. — кое-как остановился Агафон.
— Я всегда был уверен, что когда Бог раздавал людям чувство юмора, ты, как всегда, прогулял! — прорычал атлан, обогнал приятеля, задев плечом, и быстро зашагал прочь.
Практически без приключений[54] чародеи добрались до неприметной калитки в переулке. На стук выглянул привратник, замахнулся, прогоняя наглых белых попрошаек — и узнал жрецов.
— Ананас тебе в глаз!.. — выдохнул он, глядя на физиономию Агафона, и закашлялся в запоздалом приступе тактичности: похоже было, что кто-то уже принял его присказку за руководство к действию.
— Еще чего скажешь? — угрюмо зыркнул единственным доступным пока оком его премудрие, и бедняга прикусил язык.
Не глядя на храмовый народ, ошеломленно разинувший рты, волшебники, поддерживая друг друга, пошатываясь и спотыкаясь при каждом шаге, потащились в сторону административного здания. Там, на первом этаже, располагались апартаменты старшего жреца.
Ступая по раскаленным плитам дорожек, приятели снова порадовались, что после прогулки босиком по трущобам их ноги были покрыты толстым слоем не понять чего, мерзкого, но с низкой теплопроводностью. Ибо в глазах старшего жречества хуже послушника, вернувшегося из города ограбленным и полуголым, мог быть только ограбленный полуголый послушник, подпрыгивающий при каждом шаге как тушканчик на потеху прислуге. Хотя, заметив краем глаза в окне лицо Узэмика, Анчар тоскливо решил, что хуже, пожалуй, быть уже не могло.
— А еще ты забыл сказать, как будет смешно, когда нас увидит старший жрец, — ни с того, ни с сего пробормотал Агафон перед тем, как постучать.
— Думал, это само собой разумеется, — буркнул атлан и безжизненно повис на плече товарища — как договаривались: вруном он был еще более никудышным, чем актером.
Не дожидаясь ответа, его премудрие толкнул дверь и переступил через порог. Атлан с блаженным — и только наполовину наигранным — стоном подогнул колени и сполз из объятий коллеги на пол, с досадой заметив, что промахнулся мимо ковра на какую-то пару сантиметров.
— Анчар, Анчар, только не умирай! — бросился ему на грудь сабрумай.
— Что это за… клоунада? — тихо, как кобра из засады, прошипел из-за стола старший жрец.
— На нас напали в городе, — метнув в босса отчаянный взгляд, мутный от слез[55], простонал Агафон.