— Что?! — Узэмика подбросило. — Кто осмелился?! Кто смог?! Кто смешал людей Уагаду с грязью… причем в буквальном смысле?!
— Мы не успели их разглядеть… Они подкрались незаметно. А иначе мы бы… Они бы… Все бы…
— Погоди! Что у него с волосами? — только теперь дошло до Узэмика. — Вы что, в лупанарий ходили? Или… Что вы вообще делали в городе — в таком виде? Неужели этим нельзя тихо заняться у себя в комнате, не привлекая внимания половины столицы?!
Атлан дернулся и захрипел, сжимая кулаки.
— Судороги начались! — скрипнул зубами Агафон и, тщательно избегая смотреть на жреца — от греха подальше — яростно ущипнул друга: — Надо расслабить мышцы… спокойно… спокойно… Только бы искусственное дыхание делать не пришлось!
Пациент испуганно замер.
— И ничем мы не занимались, ваша просветленность… Мы на рынок ходили, а в переулке на нас напали грабители. Нас застигли врасплох, иначе бы!.. Анчар пробовал защищаться… но вы же знаете, какой он неумелый… и неуклюжий… со своим даром…
Умирающий издал противоестественный хрип и руки его содрогнулись в странных конвульсиях — точно душили кого-то, но пинок коленом под ребра исподтишка быстро купировал приступ.
— …заклинание дало осечку… срикошетило на волосы… а дальше… Дальше мы ничего не помним.
Словно в изнеможении, его премудрие медленно осел рядом с товарищем, опираясь о пол готовыми подломиться руками.
— Ничтожества… дешевый сброд… размазни… — белый от гнева, зарычал старший жрец сквозь сведенные зубы.
— Да… да… виноваты… — скорбно и мужественно встретил обвинения Агафон. — Но всего больнее то… что мы не сможем встать в Круг… сегодня ночью… как полноправные единицы… что будем слабым звеном… подвергнем опасности остальных…
— Тряпки! Слабаки! Убожества! Слюнтяи! — впервые осознав последствия дневных приключений парочки, взревел Узэмик.
— Да… да… ох… Все тело ломит… Голова… кружится… — сабрумай закачался, как пальма под натиском самума, но Узэмик будто не замечал:
— Сдохни, слизняк! Жив останешься — всё равно шкуру спущу! Уши отрежу и скормлю собакам! Все кости перело…
— …о-о-ой, тошнит-тошнит-тошнит… — одна рука Агафона метнулась к желудку, вторая — ко рту, тело подалось вперед, склоняясь над роскошным шатт-аль-шейхским ковром, из глубины организма исторгся специфический звук…
— Пошли отсюда вон! Чтобы глаза мои вас больше не видели! Сегодня! — испуганно взвизгнул жрец.
— Но Круг… — невинный взор его премудрия устремился на Узэмика.
— Вон, я сказал!!! И забирай эту шушваль!!!
— Как ты думаешь, — промычал в ухо атлану его премудрие, кантуя того по ступеням вниз. — «Вон, забирай эту шушваль, и чтоб сегодня я вас больше не видел» можно расценивать как официальное разрешение забить на Круг?
— Мне кажется, да, — из уголка рта промычал Анчар. — Мы где, кстати? Куда ты меня тащишь? Вокруг кто-нибудь есть? Может, мне уже начать поправляться?
— Рано, терпи.
— Ты мне все ноги обступал!
— А мне, думаешь, сладко такую тушу переть?
— Сам ты — туша! И если тебе тяжело, я тебя могу понести!
— С ума сошел?!
— Ну можно я хоть глаза открою? — жалобно взмолился маг.
— Ну… можно, — оглянувшись по сторонам, разрешил сабрумай. — Вроде, пусто. А то утонешь сослепу…
— Мыльня?!..
Атлан вдохнул влажный воздух, обежал взглядом сероватый мрамор бассейна и скамей, пузатые лохани из гевеи, увешанные ковшиками, полки с солями, маслами, притираниями и разноцветными кубиками мыла, стены с чистыми полотенцами и полотнищами для заворачивания — и расплылся в блаженной улыбке:
— Агафон… ты — добрый дух… Вода и мыло… Что может быть прекрасней после полудня лежания на помойке?!
Его премудрие честно задумался и ответил:
— Чего-нибудь пожрать?
Потом потянул носом, скривился и признал:
— Но вода и мыло всё же вне конкуренции. Приятное с полезным. А то нас по запаху ночью найдут.
— Кабуча… Всего часа два ведь осталось! — спохватился атлан.
— Нормально, успеем.
— Я должен еще Оламайд предупредить, чтобы она не беспокоилась!
Агафон замер.
— И объявление на храмовой площади повесить?
— Какое объявление? — не понял Анчар.
— Что мы собрались делать и где нас искать, вот какое!
— Она не проболтается! — вскинулся волшебник.
— Если не будет знать того, о чем можно проболтаться! — пылко возразил сабрумай. — Меньше знаешь — дольше живешь! Но если, конечно, тебе на нее вообще наплевать — иди, расскажи!
Атлан возмущенно хватанул воздух ртом — и медленно выдохнул.
— Чтоб им всем провалиться…
— Угу, — поддержал его Агафон, не уточняя адресатов. — И давай поспешим. До темноты час остался, до начала ритуала — два, а нам не только отмыться, но и спрятаться надо успеть. Лучше ближе к голове колонны — был случай, когда силы круга не хватило, и прошел не весь обоз. А мы должны наверняка. Когда еще второй транспорт будет…
— Спрячемся у головы, если нужно. Я двойной отвод глаз наложу, — хмуро проговорил атлан. — Только надо подготовиться.
— А успеешь? — забеспокоился сабрумай.
— Успею.
— Тогда поплыли бегом. Время идет.
Нервно пригладив клочок колос на темечке, Узэмик откашлялся, чтобы голос в начале речи не подвел, поправил балахон и деликатно постучал в косяк.
— Войди, — долетел до его слуха грудной, с хрипотцой голос.
— О Просветленная, — старший жрец одновременно склонился и нежно потянул дверь на себя.
Результат оказался предсказуемым: лысеющая макушка со стуком встретилась с синь-малиновой доской. Дверь захлопнулась. Будь Узэмик посмелее — и первый его доклад Верховной жрице закончился бы, не начавшись — контузией.
— Входи, я сказала! — нетерпеливо повелела старуха, и жрец, нервно икнув, повторил маневр — но на этот раз вовремя отскочив в сторону.
Интерьер, полный черного мрамора и тяжелых малиновых с золотом тканей — занавесей, покрывал, чехлов — открылся перед старшим жрецом во всей своей угрюмо-торжественной красе. Узэмик поежился: поручи ему кто-нибудь оформить ритуальный зал морга или склеп — он остановился бы на точно таком сочетании цветов. Черное — смерть, малиновое — кровь и золотое — вечность. Неуместным пятном, единственным диссонансом с аскетичной мрачностью кабинета, белела аба Старухи, развалившейся в кресле у окна. Рядом на низком столике черного дерева стоял хрустальный бокал с золотой ножкой, наполненный красным вином. Черное-малиновое-золотое — угнетающее сочетание, выбранное больным разумом. Или его разум болен еще более, если решился встать на сторону Просветленной?.. Но все инстинкты не говорили — кричали ему, что старый Кокодло не жилец на Белом Свете, а значит, особого выбора не существовало: сторона была одна, та, на которой стояла Старуха, какой бы она ни была…
— Просветленную Верховную жрицу, — склонился он почти до пола, — коей подвластны…
— Что нового? — не дожидаясь, пока Узэмик пройдет через все формальности приветствия, потребовала старуха, неторопливо поднимаясь, и тяжелая ткань ее одеяния зашуршала, словно большая змея проползла по сухой траве, заставляя жреца вздрогнуть. — Всё готово?
— Всё, ваша просветленность, — выпрямился жрец и перешел к докладу. — Круг соберется в назначенное время. Весь запланированный к отправке груз на возах. Обоз уже втягивается на храмовую площадь. Рабы закованы и пойдут последними — как всегда.
— И эти… двое? — злобно прищурилась Верховная.
— Эти пока не в цепях — может быть проблема с големом. Но надсмотрщики получили указания: на стройке голем и они будут отправлены на разные участки, и ничто не помешает…
Просветленная раздраженно фыркнула:
— Мне ничто не может помешать, когда я… Уагаду, то есть… войдет в полную силу! Но этот тупой булыжник!..
— Я поднял специальную литературу по теории големостроения, ваша просветленность, — осмелился вставить Узэмик, — и узнал, что големы защищены от воздействия магии — как средство предотвратить возможное жульничество во время схваток на их Аренах. Поэтому, если сравнить собачьи или лошадиные бега и…