— Двенадцать? Уверены ли вы? А я думал, что я справлюсь один…
— Ты это видел во сне! И двенадцати работникам будет работа, а во многих местах придется взрывать порохом, чтобы раздробить большие массы.
— Взрывать порохом? — вскричал я. — Вот отличная мысль! Да, да, под него надо подложить огонь… Это заставит его уйти.
— Без сомнения, потому что сам собой он не уйдет.
— Уйдет, говорю вам, это лентяй, который не хочет сделать никакого усилия, или глупец, который не знает, что он делает! Но когда он почувствует порох…
— Ведь это скала: она треснет, а из обломков нужно немедля сделать плотину, и это будет стоить больших денег. А у тебя они есть?
— У меня сто франков.
Отец Брада засмеялся.
— Ну, этого недостаточно, — сказал он, — надо, по крайней мере, десять раз столько.
— У меня со временем столько будет.
— Ну так и жди этого дня.
— И вы полагаете, что не безумно с моей стороны желание отнять мою собственность у этого великана?
— Нисколько! Земля — дело доброе и святое и жаль, когда тот, у кого она есть, принужден отказаться от нее. Господь не любит, чтобы бросали ее, если есть возможность отвоевать ее у льда и камня.
— То есть у злых духов! Хорошо! Я буду оспаривать ее у этого глупого и жестокого демона, который хотел задавить моего отца и который разрушил мой дом. Он пустил меня по миру, с самого детства заставил таскаться по большим дорогам, тогда как сам спал спокойным сном на нашем лугу. Он уберется оттуда, вспомните мои слова. Я слишком его ненавижу, чтобы терпеть его там теперь, когда я становлюсь взрослым; и если бы мне пришлось за этим делом истратить на себя то, что я имею, что должен иметь впоследствии, если возвращение собственности моей обойдется мне дороже, чем она сама стоит, тем хуже! Семь лет уже, как я кляну этого великана, если нужно, я употреблю еще семь лет, чтобы отомстить ему и прогнать его.
— Ты странный мальчик, — сказал старый пастух. — Сорвиголова! И я этого не порицаю, видно, что ты любил своего отца и что у тебя есть гордость и мужество. Но мы еще обсудим твою мысль. Я с радостью помог бы тебе… но я слишком беден и слишком стар.
— Вы можете мне помочь: продайте мне ваш железный молоток.
— Возьми его так. Мне он не нужен. Он тяжел, — оставляй его на твоей площадке, там никто не украдет его ночью: все слишком боятся великана.
— Боятся? Я этого не знал! Так, стало быть, знают, что он встает ночью и ходит?
— Говорят так, что касается меня, я не верю этому. Я служил в Африке, бывал в сражениях и приучился не бояться пушечных ядер, так камни-то уж не испугают меня.
— Да и я не боюсь их, добрый Брада! Я уверен, что этот великан дьявол, и потому-то принял твердое намерение вести с ним войну, какую вы вели с бедуинами.
— Ладно, — возразил старый пастух, — это твое дело. Но уже поздно, пора спать.
На следующий день, когда я поднимался на свою площадку, он окликнул меня.
— Иди потише, — сказал он, — я хочу пойти с тобою. Я хожу хоть и не скоро, а все же прихожу туда, куда иду; мне бы хотелось посмотреть на этого знаменитого великана. Я редко поднимаюсь наверх и никогда не обращал особенного внимания на эту каменную глыбу, может быть, я могу дать тебе добрый совет.
— Работы в десять раз больше, чем я предполагал, — сказал он, осмотрев все. — Десяти хорошим работникам не расчистить этого в два года. Потребуется также немалое количество пороха… Поверь мне, откажись от своего намерения: затеяв эту работу, ты истратишь все, что у тебя есть, и труд твой пропадет даром.
— Однако вы слышали же раньше от других, добрый Брада, что трава этого пастбища лучшая из горных трав? Мой отец столько раз повторял это, и я этому верю.
— Я и не говорю, что нет. То малое количество, которое еще пробивается там, превосходного качества; но когда ты расчистишь, я полагаю, надо будет унаваживать, а чтобы унавозить, нужно иметь стадо, и порядочное стадо немедля, потому что прежнее удобрение уже не действует, и это значит начинать пастбище на девственной земле. Если ты богат, если у тебя есть четыре тысячи франков, например…
— У меня нет и половины.
— Ну так не начинай этого дела, оно разорит тебя. Это что за насечки на скале?
— Это я сделал, эти знаки я придумал, чтобы сделать расчет.
— А, понимаю. Ты разве не умеешь писать?
— Ни читать, ни писать.
— Очень жаль. Тебе следует научиться, это поможет тебе более, чем все твои удары молотом о камень.
— Очень может быть! Если бы вы меня научили…