Но такие как Хильда относились к редкому четвертому типу. Девушки, пошедшие на службу потому, что хотели действительно помогать войскам, привнести немного человечности в массовое безумие, пожирающее Европу. Они давали мальчишкам выговориться, выплеснуть ужас понимания, что их хотят убить. Поддерживали тех, кто терял друзей. Помогали командирам находить правильные слова для писем родственникам погибших. Знали, когда нужно просто помолчать и побыть рядом. В основном они приходили с хуторов или из небольших городков, где доброту не расценивали как снисходительность. Шуман был уверен, что Хильда наверняка сделала больше для сохранения боеспособности эскадры, чем какой-либо другой человек на авиабазе. Сейчас она шутила с новичком, позволяя ему немного отыграть позиции. Майор выложил на стойку деньги, и направился к выходу. Потери были слишком велики, чтобы разрешить кредит. Буфетчица немного повернула голову и подмигнула ему. Кажется, она готова помочь пацану повзрослеть. Ещё бы толкового унтер-офицера найти для полноты воспитания.
«Восьмёрка» стояла в лесу, под деревьями, ожидая ремонта. Левое крыло и задняя часть фюзеляжа превратились в лохмотья. Чтобы добраться туда, надо было пересечь всю базу. Он взял велосипед — топливо требовалось самолётам, никто теперь не катался по аэродрому просто так — и уже почти доехал, когда его перехватил Бруно, унтер наземной команды. Бруно Александр Дик, отслуживший на флоте ещё в прошлую войну, был той ещё фигурой. С флота его перевели в армию Веймарской республики, а потом в Люфтваффе. В JG.26 шутили, что Рейх направляет его туда, где требуется уверенность в надёжном развёртывании службы. Ещё один человек, всю жизнь растящий людей из перепуганных подростков.
Ничего срочного, обыкновенная текучка по ремонту потрёпанной «Летучей мыши». Но этим унтер спас ему жизнь — едва он договорил, раздался вой сирен и рёв самолётов. На открытом месте посреди полосы его скосили бы «Локхиды» своими крупнокалиберными пулемётами и ракетными залпами. А если бы Дик не перехватил его на краю, он попался бы в ловушку на рулёжке. Но именно там, где стоял сержант, достаточно близко находилась щель. Он прыгнул в неё и охнул — следом заскочили ещё несколько человек.
Лежа в узкой траншее, придавленный четырьмя откормленными немецкими солдатами, Шуман не мог не думать, что некоторые партийные иерархи были бы вполне довольны таким зрелищем. Он не видел, что произошло дальше, но звуки и опыт разворачивали перед его внутренним взором отчётливую картину. Как будто он сам стоял на краю полосы. Сначала пронеслись «Локхиды», слишком быстро для ПВО, чтобы успеть перехватить. Именно их он сейчас слышал. Завывание, грохот пулемётов, раздирающий небо грохот ракетных разрывов. Даже на дне щели, под тушками солдат, чувствовалось тёплое дыхание реактивного выхлопа.
«Локхиды» могли только догадываться, где стоят зенитки, и редко выбивали все за один заход. Зато следом, на два разных голоса, приближались «Гудьиры». Низкий рокот звездообразного двигателя, и более грубый рык. Вторых стоило бояться больше, они несли 20-мм пушки вместо пулемётов. На них были и ракеты, и бомбы, судя по знакомым взрывам и сотрясениям. Но кроме всего этого разом — напалм, сгущённая горючая смесь. Шуман слышал злой рёв его пламени, жар огня, улавливал крики людей. Амеры были настоящими чертями, раз создали такое. Намешали в топливо загуститель, который заставил его гореть медленнее и горячее, прилипать к любой поверхности и выжигать из воздуха весь кислород. Чтобы даже те, кого миновал огонь, умерли от удушья.
Ещё одна волна «Гудьиров»? Новый ход. Амеры не любили лишних нововведений. Они экспериментировали, находили рабочую тактику, и потом придерживались её. Люфтваффе противостояли первым американским налётам, рассеивая технику в стороны от самой полосы. Амеры ответили с тонкостью, изяществом и изобретательностью, которыми уже прославились — просто разбомбили и сожгли всё на большей области. Однажды Шуман участвовал в допросе морского лётчика. Мужчина в возрасте, около тридцати. Шуман не разбирался в американских флотских званиях, но «прапорщик» звучало весомо. У адмиралов ведь есть личные вымпелы?[30] Следователь спросил, почему он воюет. Немецкий солдат сказал бы, «защищаю Отечество», или «защищаю Европу от коммунизма». Американский пилот ответил: «Я хочу убить вас и перебить вам все горшки».
30
Игра слов. В оригинале ensign, что в зависимости от контекста может означать мичмана, прапорщика, и вообще младшего офицера на лейтенантской должности. Шуман, переведя ensign как «вымпел», понял звание как «прапорщик» (исторически — передовой знаменосец отряда).