Григорий Замчалов
Великан
Клавдя
Она была как репей. Куда ни пойди, и она за тобой. Убежишь — она подымет крик, и мама потом ругается. Ты, говорит, большой, должен уступить. А как ей уступить, когда и так меня все товарищи «мамашей» из-за нее прозвали!
Наконец подошло мне время итти в школу. Мама заранее сшила мне сумку. Тятя подарил настоящий пенал. Дядя Миша выстрогал линейку из дуба. Она была гладкая и блестящая, как стекло.
Клавдя вдруг присмирела. Она уже больше не приставала ко мне. Наоборот, теперь она даже подмазываться стала. Слушается, все подает; утром хватает кружку и бежит поливать мне умываться. Раз я вынул свою сумку, примерить, — на ней приклеен портрет Ворошилова, он был самый любимый у Клавди, и то она не пожалела, Я даже испугался: либо уж хитрость какую придумала? И правда, когда все ушли, она подсела и давай нашептывать:
— Федя, ты не сказывай маме. Я завтра спрячусь у колодца. Ты пойдешь в школу, и я с тобой. Мне ничего не надо: ни сумки, ни пенала, только бы вместе с тобой.
Я по-хорошему объяснил ей: разве красиво к большим соваться? У меня теперь без нее дела хватит. Надо и писать, и примеры на доске решать, и стихи напамять учить. Когда мне возиться с ней?
Она засопела носом. Из глаз у нее кап-кап-кап…
Я,s только до школы провожала тебя.
Я рассердился и закричал. Тогда она ушла ж весь день пропадала у дяди Миши.
Первого сентября мама дала мне надеть все праздничное, новое. Она чуть свет напекла пирожков с яблоками. Я поел с чаем, да еще она завернула мне отдельно в газету. Я встал из-за стола и сразу надел сумку. Мама сказала — рано еще, но я говорю:
— А вдруг меня дежурным назначат? Тогда мне нужно раньше всех быть.
Тятя нарочно погрозил пальцем:
— Ну, сын, не подкачай!
Мама проводила меня до ворот. Про Клавдю я совсем забыл. На улице меня дожидались Ваня Арбузов и Петя Живов. Мы заговорились и незаметно дошли до колодца. Тут Ваня толкнул меня в бок. Я глянул: за срубом — Клавдя. Глаза у нее красные, большие. Мы кинулись бежать. Я думаю: вот догонит и осрамит на всю школу, что мне тогда делать?
Но она не погналась. У школы я обернулся — ее не видно. А дальше мне уж не до нее было. Пришли ребята со всего села. Старшие показали нам интересную игру. Потом зазвонил звонок. Пришла Анна Ивановна. Она весь урок говорила про школу, как мы будем учиться, и рассаживала нас по местам. Мне досталось с Ваней Арбузовым.
На втором уроке нам раздавали книжки и тетрадки. Окна были открыты. Ваня выглянул и показал мне. Я тоже выглянул. За окном была Клавдя. Я опять испугался, что она осрамит меня, и не слышал, как в это время меня вызвали за книгами. А Анна Ивановна при всех сделала мне замечание:
— Э, брат, так не годится! Если во время уроков будешь заглядываться по окнам, тогда ничему не научишься.
Я думал, теперь все будут показывать на меня пальцами, но они ничего, не показывали.
Когда я пришел домой, наши все запели, как будто музыка, и закричали:
— Ура школьнику!
Клавдя смотрела себе на ноги. Я уж не стал рассказывать, как она подвела меня. Все-таки жалко: ведь ей целый год еще дожидаться школы. После обеда я ушел на улицу. Вечером прихожу — она держит мой букварь и хвастает:
— Федя, я уже шесть букв знаю. Вот эта, стульчиком, — Я, кружочком — О, с перекладинкой — А, воротами — П, две палки и поперек — Н, а вот эта, наискосок палка, — И. Это мне мама показала.
Вот егоза! Лезет не в свое дело. Главное, чужие книги берет. Попачкает, тогда мне Анна Ивановна что скажет? Я налетел на нее так, что она со страху чуть под кровать не залезла. Вот пускай еще тронет хоть одну книжку — увидим, что ей будет. Она в слезы. Как раз в это время зашел дядя Миша. Он стал утешать ее:
— Ничего, Клава. Ты наплюй на него. Я тебе такие же куплю. У него будут свои, у тебя свои.
Я думал, он шутит. Нет, правда купил. Вот чудной, зря деньги истратил. Ведь ей семь лет только. Зачем ей книги? Только рвать. Она куклы — и то все порвала.
У дяди Миши своих детей нет, вот он полюбит Клавдю. Она у них сто раз в день бывает. Когда начались морозы, она и ночевать у них стала. По целым неделям не приходила домой. Я и рад: по крайней мере, никто не мешает.
А то она себе моду взяла: только откроешь книгу, она станет за спиной и смотрит через плечо, как будто понимает что. Я раз прочитал вслух «ещэ»; она говорит:
— Да не «ещэ», а «ещё». Разве так говорят: «ещэ»?
Я и внимания не обратил: она ведь не знает, как надо по-книжному. Но в другой раз она влезла при тяте. Я прочитал: «муш»; она засмеялась:
— «Муш»! Сам ты муш! Там, наверно, «мышь» написано.
— Тятя, ну пускай она не вмешивается! Откуда она может знать? Может, тут вовсе «топор» написано.
— Нет, не топор. Я знаю, знаю!
Тятя насилу отогнал ее от стола. Вот приставучая! Правда, что репей.
Зимой, перед самыми каникулами, было рождение Вани Арбузова. Меня позвали вместе с Клавдей, но я ей ничего не сказал. Неловко же тащить с собой маленькую, когда там одни ученики будут. Потом, самое главное, надо придумать подарок. А это знаете как трудно? Я и то насилу придумал.
Ванина мать наварила и напекла, как на свадьбу. Ребят пришло — чуть не весь наш класс. Даже Анна Ивановна пришла. Ваня каждого встречал у дверей и принимал подарок: либо конфеты, либо игру какую-нибудь. Я подарил ему свой лук и стрелы. Это ему понравилось больше всех, я по глазам видел.
Мы сперва долго сидели за столом. Потом Ванин брат завел патефон. Кто умеет, пошли танцовать, а кто не умеет, тоже пошли — учиться. Потом мы играли во всякие игры, пели песни, опять танцовали.
Вдруг, в самый разгар, ввалилась наша Клавдя. В одном платье, без шапки — видно, прямо от дяди Миши. Подмышкой у нее какая-то книга. Она стала у двери и покраснела, как редиска. Все ребята замолкли и смотрят то на нее, то на меня.
Я думаю: «Вот когда она опозорила меня! Это она на пироги прибежала, как будто голодная. Теперь вся школа будет знать. Хоть бы догадалась поздравить Ваню!» Нет, стоит у двери и молчит. Одна девочка позвала ее к нам — она ничего ей не ответила. Ванина мать хотела посадить ее за, стол — она покачала головой, как немая, и подошла к Анне Ивановне. Тут она совсем задохнулась. Ни слова не может выговорить. Наконец одними губами прошептала:
— Я… прочитать. Вы меня только спросите.
— Что, деточка? Я не понимаю, что тебя спросить?
— Чтобы я прочитала. По книжке. Я умею.
— Ах, вон что! Ну, хорошо. Только у меня с собой нет… Ваня, твой букварь далеко?
Клавдя подала ей свою книгу, но это оказался не букварь, а настоящая, с мелкими буквами.
— Нет, деточка, эта тебе не годится. Тебе надо полегче.
— Ничего, я и по этой могу.
В комнате все засмеялись. Я прямо не знал, куда спрятаться от стыда. Клавдя взяла книгу, открыла рот. Она еще ничего не сказала, а все уже опять засмеялись. Анне Ивановне самой смешно было, но она все-таки остановила их:
— Тише! Дайте девочке почитать.
Ребята притихли. И вдруг я услыхал, как наша Клавдя начала бойко вычитывать. Как трещотка: та-та-та-та. Я встряхнул головой, думал — ослышался. Нет, и другие ребята тоже все рты поразинули. Даже Анна Ивановна удивилась:
— Ой, какой ты молодец! Тебе сколько лет-то?
— Семь. Я и писать умею и складывать. Мы с дядей Мишей вместе учились, каждый вечер. А еще я стихи сочинила, сама.
— Да что ты говоришь! А ну, прочитай! Или ты наизусть помнишь?
Клавдя взяла свою книгу, обеими руками протянула Ване и напамять прочитала настоящий стих: