Дверь в соседнем подъезде открывается, и на улице появляется Валентина Владимировна – старушка-божий одуванчик.
Это она что ли такси вызвала?
Поднимаюсь и направляюсь к своему подъезду, когда в спину доносится мужской окрик.
— Эй, парень, не поможешь?
Оборачиваюсь. Таксист в странной скрюченной позе стоит у машины, опираясь о капот, и машет мне рукой.
«Ну, что еще?»
Иду к ним.
— Здравствуйте, - здороваюсь с Валентиной Владимировной.
— Доброе утро, Стасик, - улыбается она в ответ. - Прости, что побеспокоили. Ой, - щурится, осматривая меня с ног до головы, - так у тебя сегодня выпускной?
Киваю и перевожу взгляд на таксиста.
— Брат, помоги погрузить вещи, - просит тот. Крепкий коренастый мужчина лет пятидесяти. - А то спину прихватило, не разогнусь. Я тебе на пиво подкину.
— Нет-нет, не надо, - суетится Валентина Владимировна. - У мальчика праздник - выпускной. Устал, поди. Спасибо, Стасик, я сама потихоньку.
Маленькая, худенькая, со сморщенным, точно у исхудавшего шарпея, лицом, она едва передвигает ноги. Еще полгода назад была вполне себе бодрой старушенцией, что-то сажала на грядках за домом, ухаживала за общественными клумбами и даже устраивала небольшие субботники, к которым привлекала многих соседей. А потом как-то враз сникла, погасла, увяла.
Я не так чтобы знаком со всеми соседями, тем более из соседних подъездов, но Валентину Владимировну знаю. Как-то даже раз разговорились с ней насчет современной молодежи - и старушенция, к моему удивлению, заявила, что рада возможности молодых общаться в интернете.
«Это же новые друзья, - говорила она. - Со всего мира. Это мы жили и ничего не знали, а вам все двери открыты.»
На мои слова, что интернет - это большая помойка, Валентина Владимировна хмыкнула и сказала, что свинья везде грязь найдет, а человек разумный только умнее станет.
Сейчас от старушки осталась лишь бледная тень себя прошлой.
— Я помогу.
— Да я сама…
— Вы же сами сказали, что у меня сегодня праздник. А разве можно спорить с человеком, у которого праздник?
Она как-то странно на меня смотрит, прикусывает губу, а потом вздыхает и сдается.
— Спасибо тебе. Да там и вещей немного. Чего мне, старой, надо.
И мы идем к подъезду, на второй этаж, к ничем не примечательной двери, обитой видавшего вида дерматином.
Валентина Владимировна берется за ручку - и дверь в квартиру открывается.
— Проходи, только не разувайся, - отодвигается чуть в сторону.
В квартире светло и тихо. Когда-то я тут уже был, лет… десять назад, может, больше. Заходили с мамой уже и не помню зачем. Но в памяти, точно изображение на старом телевизоре, проступают очертания той, старой обстановки. Ничего не изменилось. В квартире по-прежнему чисто, обувь аккуратно стоит возле небольшой тумбочки, на боковой стенке которой висит ложка.
Так и есть - та же тумбочка, тот же одежный шкаф, тот же линолеум под ногами, только все выцветшее и истертое, побитое временем. Такое ощущение, что квартира со всей обстановкой состарилась вместе со своей хозяйкой.
Чуть дальше по коридору стоят старые кожаные чемоданы. Судя по всему, именно их и придется выносить. Три чемодана - совсем немного, даже если под завязку забиты одеждой. Но старушке действительно было бы тяжело с ними справиться.
— Вы что, уезжаете?
— Уезжаю, Стасик, - снова вздыхает Валентина Владимировна и снова закусывает губу.
И мне кажется, что она очень нервничает.
— В гости к своим?
У Валентины Владимировны есть дочь, но та с семьей живет где-то не югах. Понятия не имею, ездила ли к ней Валентина Владимировна раньше, но дочь точно сюда приезжала. И даже с парой внуков. Давно это было, правда. Но так и я не настолько в курсе, чтобы точно это знать.
— В гости, - несколько раз мелко кивает старушка.
Прохожу по коридору и уже было наклоняюсь к чемоданам, чтобы взять в руки сразу парочку, когда взгляд сам собой падает в комнату за открытой дверью: голые стены, спрятанная под белые отрезы ткани мебель, до сих пор плотно занавешенные окна. И если мебель с окнами меня не особенно удивляют, мало ли какие у Валентины Владимировны причуды, то отсутствие на стенах фотографий заставляет задержаться и даже податься в комнату. Лишь через несколько секунд осознаю, что поступаю неправильно и, по сути, вторгаюсь в чужую личную жизнь, куда меня не звали.