Больно и погано, когда тебя бьют или унижают. Тем более, когда бьют или унижают сразу несколько человек. Пусть даже не пытаются покалечить, а просто вымещают на тебе всю свою ненависть, все свое неприятие твоей внешности, вообще твоего существования на этой планете. Но куда хуже, если на эти издевательства смотрят девчонки.
У меня аж колени подгибаются, когда вижу среди четверых ярко накрашенных девчонок Свету Савельеву. Нет-нет-нет! Только не она. Света… это же… она же… в общем, я влюблен в нее по самые уши. Еще с начальных классов, когда целых три года сидели за одной партой и, как мне тогда казалось, были друзьями. Я даже несколько раз провожал ее до дома, рассказывал всякие дурацкие анекдоты, а Света смеялась. С переходом в старшую школу все резко изменилось, у Светы появились новые друзья и подруги – обеспеченные, красивые, уверенные в себе. И поначалу она просто тихонько сторонилась меня, ссылалась на занятость, когда предлагал погулять, а затем и вовсе в открытую сказала, чтобы я больше не подходил к ней, потому что общение со мной плохо скажется на ее репутации.
Репутации?
Для меня это слово было чем-то далеким и размытым, чем-то из американских фильмов о подростках и колледжах. Какая репутация у нас? Прошло немного времени – и я все понял. Толстеющему и потеющему парню не место возле красивой девчонки с огромными голубыми глазами и кукольным личиком.
С тех пор мы почти не общаемся, только я, как последний дурак продолжаю ее любить. Кажется, даже сильнее, чем раньше.
Света смотрит на меня из-за распущенных белокурых волос, закрывающих половину лица. Она настолько хороша в своей короткой юбке и футболке, открывающей плечи, что на некоторое время я даже перестаю бояться никуда не девшихся пацанов.
Глава вторая
Закрываю глаза и невольно съеживаюсь в ожидании первого удара. Я - трус. И все это знают. И я сам в их числе. Легко ругать этих придурков, сидя у себя дома, легко придумывать, как бы я мог отомстить им, если бы у меня была какая-нибудь суперсила. Легко самому себе давать обещание, что уж в следующий раз точно дам им отпор. По крайней мере, попытаюсь, чего бы мне это ни стоило. Легко быть крутым парнем в собственных фантазиях.
Трудно не быть говном в реальном мире, когда собственное сердце бьется уже где-то у самого горла, напрочь перекрывая в легкие доступ кислорода.
Удар прилетает в район солнечного сплетения. Резко выдыхаю, почти выплевываю из легких скомканный воздух. Кто-то сзади бьет по ногам, под самые колени. Опрокидываюсь, широко раскинув по пути руки. Задеваю кого-то - и слышу в ответ злобную ругань, но даже слов не могу разобрать, так как даже не успеваю грохнуться наземь, как мир окрашивается кровью и наполняется болью. Скукоживаюсь, стараюсь прикрыть голову руками, но пацаны бьют ногами, пинают с остервенением безумной ярости. Слишком долго ждали расправы. И теперь, дорвавшись до свежей крови, явно намереваются превратить меня в кусок хныкающего мяса.
Раньше я действительно просил о пощаде, плакал и пускал слюни, даже как-то норовил ухватить за ноги, прижаться. Отвратительное зрелище - поступки не человека, но безвольного членистоногого. И каждый раз потом я ненавидел себя за слабость.
Не знаю, что случилось теперь. Их удары впиваются в тело, взрывают внутри острые очаги боли, кажется, что-то хрустнуло в правой руке, а в лицо дважды прилетело так, что перед глазами все плывет в мутной пелене.
«Зубы…» - мелькает в раскалывающейся голове глупая мысль.
Я только неделю назад был у зубного, лечение у которого стоило моим родителям изрядную сумму. Будет очень жаль так глупо все просрать.
Не знаю, сколько длится избиение. Я теряю сознание и вновь выплываю на поверхность, где нет людей, а остались только озверевшие скоты. Харкаю кровью, чувствую, как в груди что-то булькает. Почти ничего не вижу – лишь размытые образы, завывающие в экстазе тени. Вроде бы пытаюсь ползти, но не уверен, что удается преодолеть хотя бы несколько сантиметров. Возможно, это лишь попытки моего сознания таким образом подкинуть мне мысль, что я не просто валялся бессловесным кулем, а что-то пытался сделать. Пусть даже и сбежать. Если это так можно назвать.
Все заканчивается резко. Шорох наверху, короткие окрики, быстрый топот удаляющихся ног. И тишина. Долгая, невыносимо гудящая тишина. Я больше не пытаюсь ползти, не закрываюсь руками, вообще не двигаюсь. Просто лежу и хочу снова потерять сознание - на этот раз чтобы надолго. В идеале, чтобы, когда очнусь, весь этот гребаный день остался далеко позади, а тело перестало болеть.