Безумие же этого великого поэта заключалось в том, что он всю свою жизнь мечтал о том, чтобы на земле не было голодных людей, чтобы в его стране не было произвола и несправедливости, чтобы каждый человек имел право на счастливую жизнь. И возможность, чтобы это право реализовать. Именно в силу этого он и представал перед многими людьми как человек, который сошёл с ума. Они удивлялись его наивности и говорили ему о том, что разве можно меч тать о том, что в принципе недостижимо?
Но это был его собственный вариант безумия, не отражённый ни в одном из учебников по психиатрии. При этом его разум прекрасно понимал, что все его мечты невозможно осуществить, сделав их реальностью. Но продолжал мечтать. И писал стихи обо всех своих надеждах на счастливую жизнь для каждого человека и всех людей на земле.
Не захотел испить той новой воды и стать таким как все. Вот и превратился в поэта, вынужденного покинуть всё то, что ему было так дорого: любимую родину, родных и близких, стихию родного языка…
Колесо судьбы
Его назвали в честь деда. Тот был не совсем простым смертным. К его имени неизменно добавляли слово «паша». Это слово можно по-разному переводить на русский язык. Всё зависит от контекста. В его случае это просто означало, что его дед, равно как и вся его семья, принадлежали к правящей элите Османской империи.
Но при этом его дед не был все же обычным пашой. Достаточно лишь сказать, что по какой-то иронии судьбы этот паша, будучи настоящим поэтом-суфием, всю жизнь прослужил губернатором в различных османских провинциях. Да и поэтом он был не совсем обыкновенным. Тень великого Руми всегда не зримо витала над ним. И с детских лет он приобщал своего внука к суфийской мудрости.
Дед гордился тем, что сумел привить своему внуку любовь к поэзии. Но как очень мудрый человек, он прекрасно осознавал и то, что его внук просто родился поэтом. Этот талант можно будет со временем шлифовать, совершенствовать, огранять… Но если с самого рождения в этом маленьком существе не был бы заключён огромный дар, то он всего-навсего смог бы стать человеком, влюблённым в поэзию. Таких поклонников поэзии в этой стране было немало. А он стал поэтом, которого назвали одним из самых великих в двадцатом столетии.
В очень юном возрасте он поразил деда и его друзей тем, что написал прекрасные стихи и опубликовал их. Все, кто был тогда в их доме, поздравляли пашу, но при этом ещё и укоряли в том, что не полагается суфию так явно раскрывать своё «я» в печати. Дед же отрицал сам факт того, что это его стихи. А потом в комнату ворвался этот дерзкий мальчишка и признался в своём авторстве. Вся интрига, оказывается, заключалась просто в том, что дед и внук были тёзками.
Дед мог бы по праву гордиться тем, что во время оккупации Стамбула иноземными войсками именно его внук напишет два знаковых стихотворения, которые сразу сделают его национальным героем. Они и продемонстрируют всем, что турецкая поэзия всё ещё жива и способна отражать в себе как нерв нового времени, так и свои великие традиции.
Отец его был дипломатом, мать — художницей. Они были очень красивой парой. Сын паши был настолько влюблён в эту прекрасную дочь османского генерала, что прощал ей и её эмансипированность, и предельную раскованность в общении, и увлечённость живописью. Как это ни странно, но, как правило, они общались в семье между собой по-французски. Именно мать и сумела привить своему сыну любовь к этому языку. А ещё она читала ему массу стихов современных французских поэтов и приобщала его к истории французской революции. Наверное, именно тогда, ещё с юности, эта пленительная триада «Свобода, равенство, братство» и поселилась в его сознании.
У матери в роду было намешано немало кровей.
Тут был и прадед поляк, участвовавший в знаменитом варшавском мятеже, так безжалостно подавленным властями. Тому повезло: он оказался не в ссылке, а смог уехать в чужие края, к тёплым морям. Написал первую в истории Османской империи грамматику французского языка и стал мусульманином. Другим её прадедом был немецкий вояка с очень ин тересной судьбой великого искателя приключений, в конечном итоге тоже принявший ислам и ставший потом турецким пашой.
Словом, всё в его семье было так, как и должно быть в том высшем обществе, к которому они принадлежали. Отец и мать были красивы, умны, образованны и влюблены в друг друга. Это было прекрасно. Ведь согласно всем дедовским канонам, настоящего поэта можно зачать лишь в состоянии большой любви. Тогда она была у его родителей. Но потом она просто исчезла. Куда-то подевалась. Может быть, испарилась или растворилась в чём-то едком и ядовитом, проникшим в их отношения. Они расстались. Отец вновь женился. Мать осталась одна. Замуж так и не вышла. Уж слишком неординарна была эта женщина и абсолютно не вписывалась в рамки турецкой семьи и тех стереотипов, которые требовали от женщин соблюдения многих правил, столь чуждых ей по духу.