Теперь, когда дом наконец–то обрел себя и очутился в своем времени, дрова найти несложно. Но их нельзя заказать. потому что невозможно оплатить деньгами со счета, которого еще не существует. То же и с деревьями во дворе: несомненно, это её собственность, но нельзя деревьями топить камин или кухонную печь — надо нанять кого–то, чтобы их спилили и порубили на дрова. А если она всё же найдет способ не замерзнуть насмерть, то всё равно умрет от голода, ведь всё припасы давно уже закончились. Неудивительно, что за ней пришли Крылатые Гоблины.
На каминной полке стояли часы без стрелок. У всех часов в доме Элизабет не было стрелок — они исчезли раньше, чем сами часы. А от календарей она избавилась давным–давно.
Дом был больше похож на корабль времени — корабль, который она сама отправила в плаванье к далеким островам прошлого. Но океан времени на поверку оказался темной, бездонной, опасной рекой. Еще до отправления на борт успели пробраться крысы памяти, и долгие годы одинокими ночами она слушала, как они скребутся за стенами. Но ничего. Гоблины всё исправят. Элизабет Дикенсон радовалась их появлению.
Жутковатое хлопанье крыльев снова затихло. Но она знала: они всё еще здесь, в комнате. Чувствовала их присутствие. «Чего же они ждут?» — спрашивала она себя. Впервые услыхав шорох крыльев. Элизабет поняла: за ней пришли. Почему же тогда они не возьмутся за дело, не покончат со всем сразу? Откинувшись в кресле, она закрыла глаза. Хлопанье крыльев усилилось.
«Лягу я спать, глаза затворю. — проговорила она про себя. — Гоблинам душу доверю свою. Если во сне я случайно умру, гоблины душу мою заберут…»
Дом был с историей. В 1882 году Теодор Дикенсон приехал в городок Свит Кловер, дабы основать «Зерновой комбинат Дикенсона», и влюбился в этот дом с первого взгляда. (Так происходило в той временной плоскости, о которой мы говорим сейчас, в другой же плоскости этот дом выстроил он сам). Большой особняк из красного кирпича в викторианском стиле стоял в полукилометре от городка, неподалеку от пыльной дороги, которую когда–то назовут улицей Лип. На первом этаже располагались большая библиотека, просторная гостиная, огромная столовая, впечатляющих размеров кухня и компактная кладовка, на втором — шесть больших спален. Подвал тоже был большой и совершенно сухой. Вокруг особняка раскинулись обширные нетронутые угодья, которые в руках опытного садовода обещали превратиться в прекрасный ухоженный сад.
Примериваясь к покупке дома. Теодор провел опрос местных жителей. Всплыло несколько неоднозначных фактов, все местные прекрасно знали этот дом, но никто не мог вспомнить, кем и когда он построен. В доме давным–давно никто не жил, и для большинства горожан это служило явным признаком присутствия приведений. Поскольку владельцы так и не объявились, управа конфисковала дом и теперь стремилась продать его почти за бесценок, лишь бы покупатель заплатил наличными. Этот факт перевесил всю неоднозначность предыдущих, и Теодор, недавно получивший скромное дядюшкино наследство, немедленно воспользовался щедрым предложением: купил дом вместе с обширным участком и спустя некоторое время въехал в новое жилище вместе с женой Анной.
Супруги немедленно взялись за работу. Наняли маляров, каменщиков и плотников, дабы отреставрировать особняк внутри и снаружи. В 1882 году викторианский стиль мебели уже утратил популярность, однако в маленьких городках наподобие Свит Кловера всё еще считался модным. Исходя из этого. Теодор и Анна обставили дом викторианской мебелью, самой лучшей, какую только смогли купить, перемежая её, впрочем, современными произведениями искусства. Чисто из сентиментальных чувств они оставили несколько сохранившихся древних предметов интерьера и бережно их отреставрировали. Теодор выписал из–за границы клавесин, надеясь, что супруга будет музицировать. Однако Анна совершенно не вдохновилась, и инструмент оказался предоставлен самому себе — стоял в дальнем углу гостиной, собирая пыль и рискуя постепенно прийти в негодность.
А вот «Зерновой комбинат Дикенсона», напротив, расцветал на глазах. Несмотря на экономический кризис, под чутким руководством Теодора заводик, первоначально размещавшийся в нескольких шатких сараях, превратился в крупное предприятие, которое принесло городку невиданное благосостояние. В 1888 году, как будто в награду за труды. Анна подарила супругу сына, которого назвали Нельсон. Теодор начал готовить наследника к руководству комбинатом буквально как только ребенок встал на ноги. Процесс обучения продолжался в отрочестве и юности, а комбинат тем временем пережил еще три кризиса и стал одной из самых стабильных компаний штата.