Возможно, сегодня, в это короткий ноябрьский день, Елисей все же осмелился бы прямо посмотреть в многозаботливые глаза Государя. Ведь он выследил и взял руководителя «Народной Воли», главаря преступного сообщества. И это совсем неплохо.
Жаль, что таких дней набиралось не так уж много. Но все же они были. И слава Богу.
Арест Дворника — как гром средь ясного неба. Тигрыч терзался больше других. Желябов с Перовской утешали его: все были против визита Михайлова к фотографу, но он нарушил решение Исполкома.
Временами Льву казалось, что тут вмешалась какая-то незримая грозная сила, бросившая осторожного Сашу навстречу опасности, на мгновение отнявшая разум и осмотрительность, порушившая правила конспирации, подтолкнувшая стального Хозяина к самоубийству. Да, это и походило на самоубийство. Тигрыча потрясло: почему, ну почему же Дворник попался тотчас после истерики, после того, как прочел статью Каткова о чудесном спасении Царя и крикнул мстительно, почти по-бабьи: «Вот теперь-то мы его и убьем! Выдумали: чудо.»
Но Тигрыча занимало и другое чудо. Катюша благополучно разрешилась от родов, и истерзанный, но счастливый отец смотрел теперь на свою первую дочку Наденьку, едва дыша от незнакомого прежде восторга.
— Поздравляю. Если с этим можно поздравлять, — ревниво усмехнулась Перовская. — Ты, Лев, и вправду усвоил мудрость старика Флеровского: цель человечества — плодить жизнь на земле. Не переусердствуй. Впрочем, я думаю.
Не услышал, о чем она думает. Отвернулся. Как, наверное, не услышал, не уловил тревоги в голосе Дворника, прощальной тоски в том выкрике, в последнем рукопожатии. Потому что на конспиративной квартире агукала дочка, потому что журнал «Дело» принял его первую легальную статью «Неразрешенные вопросы» (взгляд на идейное наследие демократической публицистики 60-х годов), под которой он поставил подпись И.Кольцов. Напечатали, заплатили хороший гонорар. Это было очень кстати. Нужно было подыскивать жилье потеплее и посветлее, нанимать кухарку, кормилицу для Надюши.
Читающая публика, критики сразу обратили внимание на новое имя в журнале. К тому же деньги — куда семье без них. И Тигрыч писал — днями, а чаще ночами. Катюша, оказавшаяся не только деятельным членом фракции «Свобода или смерть», но и домовитой хозяйкой, аккуратно записала в своей книжечке: из кассы «Дела» за год получено 1168 рублей 32 копейки. Приличная сумма.
Михайлов томился в крепостных казематах. Заперли Хозяина, и тут же все начало заваливаться и рассыпаться. Некому стало «немолчно лаять» на нарушителей конспирации, никто теперь не принуждал новых народовольцев учить на память схему сквозных дворов (305 в Питере, 278 в Москве), никто не заставлял носить очки, если плохо видишь, следить за знаками безопасности на подоконниках нелегальных квартир. Ценнейший агент Капелькин, глаза и уши «Народной Воли» в канцелярии охранки, оказался брошенным на произвол судьбы.
Дворник берег тайну агента, как оберегают честь любимой женщины. Он и только он встречался с Капелькиным на самой «чистой» явке, в квартире Савки (Баранникова), на углу Ямской и Кузнечного переулка. Теперь же к агенту имели доступ разные люди; все спешили: охота на Царя продол- жалась, и всякая полицейская новость ценилась на вес золота. В этой сумасшедшей гонке думать об осторожности было некогда.
Неразрешенные вопросы. И это не только название статьи в «Деле». Действительно, вопросов становилось все больше и больше. В генералы «Народной Воли» негромко, но упрямо пробивались Желябов, Перовская, ревниво поглядывая на Тихомирова: признанный идеолог; и теперь, наверное, захочет верховодить в партии. Так бы и случилось, но ядро организации еще теснее сплотилось вокруг пагубной, исступленной затеи — цареубийство. Из провинциальных боевых дружин вызвали 47 добровольцев, готовых погибнуть в деле. Тигрыч сопротивлялся, как мог. В последнее время он терпел террор, стараясь обуздать его, подчинить созидательным идеям, и главная из них — захват власти. Но влюбленная пара, Соня и Андрей, подлавливали его на каждом шагу.
— Хорошо, не по нраву тебе наша неопартизанская борьба, — рисуясь, откидывал со лба красивые волосы Желябов. — А где же твоя корреспонденция в «Рабочую газету»? Почему я должен редактировать один?
— Видишь ли. — отвечал Лев, но его возбужденно перебивала Перовская.
(Хотел напомнить про десяток статей, заметок, прокламаций, написанных им для «Листка «Народной Воли» в последние месяцы. И за каждую — бессрочная карийская каторга, а то и петля на крепостных полуконтргардах. Хотел, да не стал: что, оправдываться он будет? Он, Тигрыч).