И, наконец, 10 марта взяли Соню.
Министр внутренних дел граф Лорис-Меликов незамедлительно доложил Александру III: «.10 числа, в 5 часов пополудни, на Невском проспекте, против памятника императрице Екатерине II, по указанию девицы Луизы Сундберг, задержана околоточным надзирателем 1-го участка На- рвской части Широковым женщина, проживающая по 1-й роте Измайловского полка с Андреем Желябовым. под именем вдовы Лидии Антоновой Войновой. Арестованная отказалась назвать свое имя. При осмотре у нее отобраны различные прокламации. По доставлении ее в с.-петербургское губернское жандармское управление арестованная в 11 часов ночи созналась, что она Софья Львовна Перовская. Как известно из показания Гольденберга, личность эта, живя в Москве вместе с Гартманом, принимала деятельное участие во взрыве 19 ноября 1879 года».
А вскоре в руки жандармов попали и остальные — Исаев, Ланганс, Фроленко, Якимова, Кибальчич, Лебедева. Из членов Исполкома на свободе оставалось лишь трое — Вера Фигнер, Маша Оловенникова и он, Тигрыч.
Лев понимал: это — разгром партии. Как нелепо, смешно зазвучало теперь его письмо к Царю: слова, пустые слова. Центр «Народной Воли» обескровлен, сил на борьбу не осталось.
Он осмотрелся: усатый господин в брюках с жандармским кантом куда-то пропал. А женщина. Бледная, с испла- канным лицом, она все так же стояла в арке, неслышно шевеля бескровными губами. Что-то знакомое было в ней. Господи, да это же мать Перовской! Конечно, конечно, это она. Осунулась, постарела.
Первое желание — уйти, скрыться; ведь его тоже ищут и, наверное, фотокарточки идеолога «Народной Воли» есть у каждого филера.
— Варвара Сергеевна, — приблизился он, зашептал, понимая, что рискует головой. — Вам дурно? Я помогу... Помните меня? (Только бы не вскрикнула, не назвала громко по имени!).
Мать Сони вздрогнула, повела измученными глазами; утонувший в себе взгляд остановился на его лице. Казалось, она пытается вспомнить, узнать.
— Лев? Левушка?! Тихомиров?! — стала сползать по стене; Тигрыч успел подхватить ее.
— Тс-с-с! Нельзя. Прошу вас! — озираясь, приложил он палец к губам. — Меня могут схватить.
— А Соню. Соню мою уже схватили. Вы понимаете? Понимаете? Меня вызвали из Крыма.
На них стали обращать внимание. Лев почти силой отвел Варвару Сергеевну в кондитерскую Андреева на Невском, помещавшуюся в подвальном этаже. Они сели в маленькой задней комнате, как всегда полупустой, не догадываясь, что три недели назад здесь, за тем же столиком, над такими же пирожными сидела Соня и отдавала последние распоряжения юным бомбистам. Один только Котик спокойно съел принесенную порцию.
— Мне сказали. У Сони в этом ужасном доме. Предварительного заключения. Отобрали вещи: пальто, золотое кольцо, пенсне, запонки к рукавичкам, две монетки по 20 и 5 копеек. И еще — маленькую воротниковую вуаль. — говорила и говорила Перовская, пытаясь согреть неживые ладони, обхватив ими стакан с горячим чаем. — Как вы думаете, Левушка, мне что-нибудь отдадут?
— Должно быть. Впрочем. — задохнулся от тоски Тигрыч.
— Знаю, знаю, вы любили Сонечку! И она тоже. — попыталась улыбнуться Варвара Сергеевна. — После вас, Лев, останется ребенок. Вот если бы она родила девочку.. Но она создана для другого! И — ничего. Пусть заберут золото, кольцо. И вернут маленькую. Да, совсем маленькую воротниковую вуальку. Ведь она пахнет Соней. Я пойду. Я попрошу мужа. Он действительный статский советник. Его знают при Дворе. Он должен пойти и попросить. вуальку..
У Варвары Сергеевны задрожал голос, она резко поднялась со стула; посуда зазвенела, молодой буфетчик повернул к ним сверкающую бриолином голову. Тихомиров с тревогой посмотрел в окно: из подвала был виден лишь промельк ног спешащих прохожих. И в этой толчее он вдруг заметил все тот же красный шнурок на брюках: снова филер? Определенно за ним, определенно. Успел удержать Перовскую; она грузно села, закрыв лицо рукой в черной перчатке. Судорожными глотками Лев выпил чай, ощупал в кармане револьвер, зачем-то зажмурился. Когда открыл глаза, то никакого жандармского шнурка в окне не было. Показалось? Конечно, конечно. Вспорхнувшее к горлу сердце охотно приняло счастливую догадку.
— Я была у Сони. Мне дали свидание. — сквозь приторно-тяжелый дух кондитерской пробился к нему голос Варвары Сергеевны.
— Что она? Как? — косясь на окно, спросил глухо.
— Мы почти не говорили. Сонечка просидела рядом, положив голову мне на колени. Тихая, словно больное измученное дитя. А жандармы. Они были тут же.