Володя недоуменно хмыкнул.
— Верю. Вы человек чести. И потому скажу, что утверждает обер-прокурор: лучше уж революция русская и безобразная смута, нежели конституция. Первую еще можно побороть, последняя есть яд для всего организма. Каково? Признайтесь, разве я похож на выхоленного жеребца? — выписал новый словесный зигзаг инспектор. — Да еще с развязными манерами выправленного фельдфебеля, а? Ха-ха! Как выразилась одна ваша соратница из «Народной Воли». Софья Борейша. Припоминаете?
— Нет, — твердо ответил Владимир.
— Жаль. А не вернуться ли вам в Домзак? Гольденбергу понравилось: уединенное место, где славно предаваться восторгам глубоких размышлений. — еще приветливее улыбнулся Георгий Порфирьевич.
Дегаев позеленел.
— Увы, не все выдерживают. С ума сходят. Но Ломброзо доказал. Вы ведь знаете о Ломброзо? Конечно, конечно. Так вот он доказал, что все люди одержимы безумием. И не правых нет, ни виноватых. У вас свое безумие, у меня тоже и даже у Тигрыча — свое, собственное. Разумеется, вы знаете Льва Тихомирова?
Судейкин встал из-за стола и, поигрывая лопатками на могучей спине, стал спокойно прогуливаться по огромному кабинету. Начинающий революционер загнанно следил за ним.
— Я не скажу.— буркнул Владимир.
— И правильно. У меня другая цель относительно вас. Ваше дело будет забыто, если вы окажете мне услугу...
— Шпионом? Доносить? Я не буду! — вскричал младший Дегаев, и тут же в голове пронеслось: «А что если. Если согласиться и — обвести жандарма вокруг пальца? Внедриться. Стать новым Капелькиным? Романенко об этом говорил. И фон Лауренберг. Да и Тихомиров бы поддержал.».
Он представил, как сам Тигрыч. Великий — из столпов! — Тигрыч жмет ему руку. К тому же, тон у инспектора был мягким и расслабляюще-искренним:
— Чтобы я посмел предназначить вас на роль шпиона? Никогда! Хотя бы из уважения к вашей семье. Да и вы слишком благородны для таких ролей. А посему — я не потребую от вас ни одного предательства, ни одной выдачи.
— Тогда. Я не понимаю. — развел руками Володя.
— Мое предложение, мой юный друг, состоит в следующем, — подполковник раздвинул шторы, поиграл листочками герани на подоконнике. — Мы все устали. И правительство тоже. Правительство желает мира со всеми, даже с революционерами. Оно готовит широкие реформы. И. Понимаете, нужно, чтобы вы, революционеры, не препятствовали деятельности правительства. Ведь мы вместе можем многое сделать.
Но не знал пылкий юноша, что не он нужен Судейкину а его старший брат, деятельный член Исполкома «Народной Воли». И потому инспектор был готов на все. Даже за границу Володю послать: хорошо бы, дескать, европейские связи революционеров прощупать. Затем выманить, да и накрыть сбежавших заговорщиков.
Мало кто из радикалов тогда сразу понял, что такого умного, образованного сыщика в русской тайной полиции никогда еще не было. Даже легендарные предшественники Бенкендорф и Дубельт едва ли могли с ним сравниться. А когда дошло, наконец, то десятки деятельнейших народовольцев уже попались в силки, расставленные мощной и решительной рукой.
Нет, не зря инспектор сказал младшему Дегаеву про одержимых безумием людей. И самые одержимые — революционеры. А среди оных — первономерные, столпы заговора и бунта. Это те, кто умеет уловить самые сокровенные оттенки идеи, не замеченные даже более мощными умами и, благодаря сему, совершенно иначе осветить явление. Подполковник внимательно читал английского психиатра Генри Маудсли. Он понимал, что в юном сознании Владимира сказанное примет нужный ему, Судейкину, поворот. Как говорится, нужный оттенок идеи.
И вот еще о чем размышлял инспектор — о людской страсти к саморазрушению. Чем дольше он ловил и допрашивал нигилистов, тем больше обнаруживал схожие черты в психологии террористов и самоубийц. Уйти из жизни из-за неприспособленности к ней. Смерть — как избавление от действительности, в которой нет места. Не тут ли ответ на вопрос, не дающий покоя Георгию Порфирьевичу с того дня, когда киевский террорист Валериан Осинский навел на него прыгающее дуло «бульдога»?
Пока восторженный Володя ехал в Женеву (как же: играет в кошки-мышки с жандармским сыщиком! переиграет — непременно!), в теплом Ростове Лев Тихомиров заканчивал статью для журнала «Дело». В статье «С низовьев Дона» не было ничего революционного. Так, организация рыболовных артелей. Подписался: И.Кольцов.
Они жили с Катей по фальшивому виду в крохотной квартире, почти на берегу реки; жили тихо, уединенно, ни с кем не знаясь. Он много писал, из «Дела» приходили неплохие деньги. Жена вела хозяйство, прислушиваясь к толчкам в округлившемся животе: младенец вовсю постукивал ножками.