К тому же революционеры всегда наступали. Правительство оборонялось. Этому Судейкин положил конец.
Бунтовщики внедрили в III Отделение своего шпиона Ка- пелькина, он начал внедрять в их подполье своих людей. Они готовили покушения, он готовил аресты. Они кричали, что это провокация, он отвечал тем же: это вы, господа, провокаторы — толкаете простодушный народ на пугачевщину, чтобы он порушил то, что сам же творил почти десять веков. (Это про русское царство). Не унимались: бедно живет крестьянин, дети ползают по земляному полу. Инспектор играл желваками: вам бы, молодым, и ринуться в деревни, в артели сбиться, и не книжки богохульные подсовывать, а полы деревянные у мужиков стелить. Ну, к примеру. Эх, не пойдете. Поскольку дело-то негромкое, каждодневное, и славы не принесет. Никакого подвига, никаких «алтарей свободы», «идеалов», «праведного мученичества». И карьеры никакой. Да, да, страшной, кровавой, но — карьеры. Мгновенной причем.
Судейкин покосился на Дегаева. «Карьера. Непременно клюнет! Вся семейка у них такая. Дух тщеславия.»
— Разумеется, вашего братца Володю я отпущу от себя, — с деланной рассеянностью произнес подполковник. — Только мы с вами должны.
— Что — должны? — заерзал на стуле штабс-капитан.
— Мы должны, — почти заговорщицки улыбнулся жандарм; сделал актерскую паузу и продолжил: — Должны встать во главе революционного движения России. Вы — во главе подпольного, я — надпольного, если так можно выразиться.
Откуда-то наплыли тучи, с Сены потянуло зябким ветром. Тихомиров не замечал холода. С напряженным вниманием, перемешанным с брезгливостью, точно ему снова предлагали съесть мышь, он слушал предателя, стараясь не пропустить ничего.
«Довольно! Я не могу. Вот полицейский отвернется, и я выстрелю в эту гадину. Прыгну в конку. И — все, все! Бедная Вера.»
Но он не стрелял. Кошмарная исповедь продолжалась.
Предложение инспектора секретной полиции потрясло Дегаева. На третий или четвертый день подполковник почти бегал по кабинету, озаренный вдохновением, не уступая в актерской игре великому Андрееву-Бурлаку в его лучших ролях.
Выходило, что Судейкин был одинок в жандармских кругах, как Дегаев был одинок в революционном подполье. Ни одного, ни другого не пускали на первые роли, которые они давно заслужили. Поэтому и следовало соединиться. Воздействуя, с одной стороны, на правительство, с другой — на революционеров, они многое сделают для развития России.
Пока же, к несчастью, все добрые порывы инспектора пресекаются. Он не очень-то верит министру внутренних дел и директору Департамента полиции, которые не дают возможности попасть Судейкину к Государю — с превосходным планом по искоренению крамолы; этот граф Толстой, этот фон Плеве — ничтожные завистники, самовлюбленные бездарности, считающие подполковника обычным парвеню. Вот почему он так надеется на Дегаева, деятеля умного и сильного. Несправедливо, когда соратники, не способные подняться до новых идей, держат его в черном теле.
— Я хочу поручить вам, Сергей Петрович, — жарко зашептал на ухо народовольцу Георгий Порфирьевич, — сформировать отряд террористов. Да-да, не удивляйтесь! Об этом отряде должны знать только мы с вами.
— Террористов? Как же?.. — вскинулся Дегаев. — Вы же боретесь с ними.
— Ах, какой вы недогадливый! Тайный отряд. Под вашим контролем. И вы устраиваете покушение на. На меня! — широко улыбнулся Судейкин. — При этом небольшая рана не повредит. Я выхожу в отставку. И тогда — снова ряд терактов.
— К чему это?
— Как к чему? —пожал плечами инспектор. — Все просто: правительство напугано, Государь волнуется. Ушел Судей- кин, и революционеры опять подняли голову. Куда пойдут? Да ко мне, к единственному спасителю. Вернуться попросят. И я вернусь. И уж, поверьте, запрошу у Царя чего душе угодно. На место Толстого попрошусь, в министры.
— А я? — неожиданно для себя спросил Дегаев.
— Вы? Так уж. Товарищем министра внутренних дел станете. Я сумею убедить Государя в вашей необходимости. А вообще-то.
Подполковник снова зашептал, с опереточной игривостью оглядываясь на дверь.
Он ценит Дегаева, а посему предлагает ему план совместного тайного управления Россией — ни больше ни меньше. Постепенно Судейкин делается диктатором. Разумеется, штабс-капитан — его правая рука. Вместе они будут заправлять всеми делами, и уж тогда — Царь, министры, революционеры, даже Победоносцев окажутся в их распоряжении. Кукловодам лишь остается дергать за ниточки.