Набатным колоколом для лондонской улицы прозвучали слова, произнесенные Лильберном у барьера палаты лордов: «Сэр, я свободный человек Англии, и поэтому со мной нельзя обращаться как с рабом или вассалом лордов… Я не могу, не изменив своим свободам, являться к барьеру их превосходительств, будучи обязанным властью, долгом перед господом и перед самим собой и моей страной воспротивляться их злоупотреблениям ценой моей жизни, на что с божьей помощью я готов. Сэр, вы можете пытаться применить ко мне силу или совершить надо мной насилие с целью удалить меня из моей камеры, поэтому дружески советую вам быть мудрым и „осмотрительным“, прежде чем совершить то, что уже никогда не сможете переделать».
Однако «дружеское» предупреждение Лильберна не подействовало: он насильно был доставлен в палату лордов, отказался, уже не в первый раз, встать на колени и отвечать на вопросы и вскоре был снова отправлен в тюрьму с предписанием: «…держать в строгой изоляции, лишив его бумаги, пера, чернил, свидания с женой, детьми или кем-либо другим».
На этот раз в защиту Лильберна выступили его друзья Уолвин и Овертон. Перу первого принадлежит памфлет «Жемчужина в навозной куче», в котором говорилось: «Народ (Англии) стал знающим и рассудительным народом: страдания сделали его мудрым. Теперь угнетение сводит мудрых людей с ума. Мудрых людей невозможно ввести в заблуждение. Им безразлично, кто их угнетает. Если парламент действительно их облегчит, они будут любить парламент… в противном случае они его возненавидят. Ибо для народа быть низведенным в рабство во время правления парламента или посредством его, подобно тому как для человека быть преданным или убитым его родным отцом».
В аналогичных, но еще более решительных тонах был выдержан памфлет Р. Овертона «Ремонстрация многих тысяч граждан и других свободнорожденных людей Англии… их собственной палате общин… призывавшей своих уполномоченных в парламенте к отчету, как они с начала его заседаний до сегодняшнего дня выполняли свои обязанности по отношению ко всему народу — их суверенному господину, от которого ими получена власть и сила».
По заглавию этого памфлета легко заключить, что автор вознамерился выразить в нем не только свое возмущение по поводу жестоких преследований парламентом Лильберна. В нем содержалась теоретическая платформа левеллерского движения в целом, так как были сформулированы конституционные принципы, которые только под давлением неотвратимых исторических событий стали в начале 1649 г. основанием, хотя, правда, фиктивным, лишь словесным, нового государственного устройства страны. Очевидно, что идеи Лильберна были Овертоном не только повторены, но и в значительной мере развиты и углублены.
Во-первых, «Ремонстрация» указывала на «нестерпимые неудобства», проистекающие из королевского правления, и требовала «избавить нас навсегда от этого очень большого бремени и беспокойства». Во-вторых, подчеркивалось, что только палата общин обладает властью, обязательной для всей нации, «поскольку она ее избрала и уполномочила на это». Что касается лордов, то они всего лишь «захватчики», навязанные королями. И как вывод — требование отменить их право вето на акты палаты общин, что было равносильно признанию палаты лордов ненужной. Перед нами по сути первый в истории революции призыв к установлению в стране республики с однопалатным парламентом.
Свой памфлет Овертон завершил призывом, обращенным к палате общин как «единственной носительнице власти, связывающей всю нацию»: «Не скрывайте от нас свои помыслы и придайте нам мужество быть чистосердечными с вами, объявляйте нам впредь, каковы ваши намерения, предпринимая что-либо, что должно пребывать, и выслушайте все, что может быть сказано „за“ или „против“ по поводу одного и того же. И с этой целью освободите находящуюся в заключении печать».