Вскоре после Несби пуританский проповедник Бакстер, посетивший армейский лагерь, писал; «Я нашел много честных, но невежественных людей… приученных к разговорам о демократии в церкви, о демократии в государстве». И, объясняя это «немыслимое» положение вещей, Бакстер указал, что в значительной мере это было результатом распространения памфлетов Овертона, Лильберна и других, направленных против короля и духовенства и ратующих «за свободу совести». Они утверждают; кем являлись лорды Англии, если не полковниками Вильгельма Завоевателя, или бароны — его майоры, или рыцари — его капитаны? Явно преувеличивая, другой наблюдатель сообщал, что армия — «вся целиком — сплошной Лильберн».
Со своей стороны Лильберн полагал: «Я мог бы иметь под своим началом столь многих приверженцев, которые дали бы мне возможность с мечом в руках чинить правосудие над теми изменниками и тиранами [которые засели] в Вестминстере». Он не делал различий между собственной свободой и делом солдат. Это было тем более естественно для него, что, как уже отмечалось, в собственных злоключениях он видел судьбу народную, своих памфлетах — акты борьбы за основополагающие свободы всех и каждого в отдельности из свободнорожденных в Англии. Главным посредником между заключенным в тюрьме Лильберном и армией был младший чин Эдвард Сексби. Посланцы солдат, посещавшие его в заключении, регулярно сообщали Лильберну о положении дел в армии. Особо важные миссии «связного» выполняла жена Лильберна Элизабет, по его отзывам «наиболее вдумчивый, мудрейший и способнейший курьер, которого я только могу представить, и хотя она женщина, но истинно мужского духа и мужества».
В мартовские дни 1647 г., когда Кромвель убеждал палату общин, что армия подчинится ее приказу о роспуске, Лильберн из Тауэра обращается к нему с письмом, в котором страстно призывает его стоять за свободу: «Если тирании следует сопротивляться, то это относится в равной степени к тирании парламента, как и к тирании короля». Лильберн убеждает адресата в том, что у него нет «личных интересов и расчетов». «Сэр, я могу только потерять жизнь…» «Я не сошел с ума, но полностью сознаю рабские последствия, если армия будет распущена, прежде чем свобода Англии будет обеспечена».
Письмо это осталось без ответа. Когда же Кромвель покинул Лондон и направился в расположение армии, дабы окончательно не потерять власть над нею, где все более решительно и самостоятельно заправляли так называемые агитаторы, Лильберн направляет ему второе письмо: «Пожертвовав всеми интересами в мире, действуя денно и нощно, с тем чтобы армия заняла должную позицию», он (Лильберн) достиг того, что избранные по общему согласию «агитаторы» стали действенным инструментом в борьбе за его освобождение, способным поставить заслон тирании и установить в стране мир и справедливость, не ожидая от Кромвеля и других армейских грандов никакой помощи. Можно ли после этого сомневаться в том, что сама идея избрания в полках «агитаторов», определение их задач, перед лицом прямого или скрытого саботажа со стороны высших офицеров (грандов) если и не исходила от узника Тауэра, то во всяком случае поощрялась им. Иными словами, демократическая организация «агитаторов», осуществлявших в те дни власть в армии, с которой вынуждены были в тот момент считаться и высшие офицеры, стала отныне основной надеждой Лильберна на демократическое устройство послереволюционной Англии.
В конце мая 1647 г. был опубликован памфлет Лильберна под названием «Неоправданно поспешная клятва». Его основной пафос — разоблачение происшедшего перерождения членов парламента. Что представляет собой существующий парламент, если не заговор и «союз сообщников беззаконных, безответственных людей», которые в действительности уничтожили законы и свободы в Англии, не желают руководствоваться в своих действиях ничем иным, кроме собственной коррумпированной и кровавой воли, в результате чего установили высочайшую тиранию, которая только и мыслима в мире. «Против нее королевство может по справедливости подняться как один человек с оружием [в руках] и уничтожить упомянутых заговорщиков без жалости и сострадания… ибо уничтожьте закон и откажите в правосудии — и чем мы теперь в лучшем положении, чем дикие животные в поле?»
По сути Лильберн призывал к продолжению революции, к новой революции, направленной на этот раз против выродившейся власти Долгого парламента — силой оружия ниспровергнуть его. Англия должна управляться ежегодно избираемым парламентом при условии, что каждый свободный человек — бедный и богатый — сможет подавать свой голос за тех, кому доверяет законодательствовать (управлять). Это соответствовало принципу: «в делах публичных никто не может быть принуждаем к чему-либо без его добровольного согласия на это». Если в данном памфлете усмотреть одно из ранних левеллерских предначертаний новой конституции страны, то ее следует признать определенно республиканской и демократической, поскольку в ней нет упоминания не только о королевской власти, но и о палате лордов. Следовательно, так же как народ признан в ней единственным источником всякой власти в обществе, точно так же только избранная им палата общин и является ее единственным законным олицетворением.