Известно, что оратором от имени левеллеров на конференции в Пэтни выступал Джон Уайлдмен (Лильберн все еще находился в тюрьме).
Здесь нет необходимости подробно излагать ход этой конференции, заметим лишь, что ее созыв свидетельствовал прежде всего о силе влияния идеологии левеллеров в армии. Задуманная «грандами» как политический маневр, тактическая уступка рядовым и младшим офицерам армии, от имени которых выступали на ней «агитаторы», она должна была создать впечатление «беспристрастного» рассмотрения их требований и тем самым отвести реальную в те дни угрозу открытого отказа армии в повиновении генералам. Что же касается позиции сторон, то обращает на себя внимание следующий примечательный факт: левеллеры, прежде всего в лице Лильберна, столь упорно отстаивавшие в столкновениях с парламентом букву и дух «конституционного» наследия Англии (бесконечные ссылки на Великую хартию вольностей, Билль о праве, статуты королевства), на этой конференции выступили как подлинные революционеры, готовые ниспровергнуть самые основы традиционной конституции страны. В этом проявилось — и на этот раз наиболее отчетливо — принципиальное противоречие, столь характерное для движения левеллеров в целом, между декларацией абстрактных принципов, безусловно революционных по их сути, и пониманием, выбором ими средств, которые привели бы к их реализации. Именно на уровне политической практики обнаруживалась вся мера незрелости, если угодно беспомощности, их политического мышления. Итак, нет никакого сомнения в том, что левеллеры первые в истории Англии подняли знамя массового движения за установление в стране Республики, так как считали, что ввиду возврата народа Англии (из-за враждебности короля и перерождения парламента) к «естественному состоянию» ее политическое устройство надо начинать с нового «соглашения», составленного в соответствии с принципами естественного права. С другой стороны, гранды Кромвель и Айртон, наоборот, отстаивали в Пэтни «историческую» Конституцию Англии и соответствующее ей гражданское право, «основанное на принципе обладания собственностью», т. е. речь шла о сохранении монархического правления, контролируемого в той или иной степени посредством парламента, избранного на основе монархического ценза, т. е. только одной десятой частью народа.
Дабы избежать упрощения, необходимо еще одно замечание. В ходе дискуссии левеллеры постепенно отклонились от последовательной реализации в избирательной системе принципа естественного права, согласившись, как мы уже знаем, исключить из него не только женщин, но и мужчин — слуг и нищих, «потерявших способность независимого волеизъявления», т. е. сделали в этом важном вопросе шаг навстречу принципу, выдвинутому Айртоном, — наличие у будущего избирателя помимо факта рождения в стране еще и «постоянного интереса», т. е. собственности в той или иной части страны. К объяснению причин этой уступки мы еще вернемся.
В то же время гранды Кромвель и Айртон, отрицавшие, что Англия вернулась в «естественное состояние», поскольку сохранился парламент, а вместе с ним все «конституционные устои», тем не менее в ходе прений апеллировали к «договорной теории», своеобразно интерпретируемой, так как за ней стояли интересы прежде всего крупных и средних собственников — только одни они обладали «постоянным и весомым интересом» и поэтому были вправе конституировать органы власти в стране.
И здесь мы подошли к самому важному пункту — позиции левеллеров в вопросе об избирательном праве. В исторической литературе, причем и самоновейшей, эта проблема решается явно упрощенно. Поскольку «Народное соглашение» является своего рода резюме программы партии левеллеров (фразеология этого документа обнаруживает несомненное влияние Лильберна на формирование его содержания), мы напомним его основные положения. Преамбула его гласила:
«Показав всему миру нашими недавними трудами и риском, сколь высоко мы ценим наши справедливые свободы, и убедившись, в какой степени всевышний поддержал наше дело, выдав в наши руки его врагов, мы считаем себя связанными друг с другом взаимными обязательствами проявить наилучшую заботу, на которую мы способны, для избежания в будущем как опасности возврата в рабское состояние, так и дорогостоящего освобождения из него посредством другой войны, ибо так же, как нельзя себе представить, что столь многие из наших земляков оказали бы нам сопротивление в минувшей войне, если бы они поняли, в чем состоит их собственное благо, точно так же мы можем с уверенностью утверждать: после того как наши общие права и свободы будут должным образом выяснены, окажутся тщетными усилия тех, кто стремятся стать нашими господами».