По свидетельству Уилсона, в Англии насчитывалось 10 тыс. йоменов с доходом 300–500 ф. ст., 80 тыс. фригольдеров, имевших 5–8 молочных коров, 5–6 лошадей.
Ниже йоменов на иерархической лестнице крестьянства стояли «земледельцы» — самостоятельные хозяева, так называемые huslandnen, среди которых существовала несравнимо более глубокая имущественная дифференциация, чем среди йоменов. Если рассматривать в качестве эталона для сравнения держателя надела в 30 акров, то окажется, что в начале XVII века он мог в нормальный по урожайности год рассчитывать на доход в 14–15 ф. ст. За вычетом стоимости скромного содержания семьи из шести человек (родители и четверо детей), у него, по вычислениям П. Боудена, могло оставаться на все прочие нужды 3–4 ф. ст. в год.
Сравнение с этим эталоном распределения пахотной земли среди держателей любого английского манора указанного времени убеждает в том, что преобладающая их часть едва могла сводить концы с концами, поскольку владела держаниями от 1/2 до 1/6 30-акрового надела. Вот, к примеру, как выглядела дифференциация крестьян в маноре Барроу (Ланкашир) в 1649 г.:
Иными словами, только 28 % держателей этого манора можно было отнести к разряду благополучных. Огромное же большинство — 72 % от общего числа держателей — должны были либо частично, либо полностью искать источник существования на стороне.
В маноре Уиллингхем (Кембриджшир) в 1603 г. ситуация была еще более характерная: только у одного имелось держание в 59 акров; 48 держателей владели наделами от 5 до 38 акров; 67 держателей были полностью лишены пахотной земли.
Важная особенность социально-имущественной структуры английского крестьянства заключалась в том, что, чем ниже на имущественной лестнице находился держатель, тем большую роль в его судьбе играли общинные формы землепользования [28] и юридический статус держания — различие между фригольдом, пользовавшимся юридической защитой неизменности условий держания, и копигольдом, лишенным подобной защиты.
Огромный удельный вес малоземельных и безземельных жителей деревни свидетельствовал не столько о земельном голоде, возникшем в результате «давления на ресурсы» растущего населения страны, сколько, как уже было отмечено, о степени интенсивности вытеснения из землепользования — различными способами — масс традиционных держателей. И естественно, что огораживание общинных угодий больнее всего ударяло именно по интересам малоземельной и безземельной части владельцев сельских дворов — они лишались решающего подспорья своего деревенского существования — общинных прав (прежде всего на выпас скота). Вместе с тем все более важную роль в формировании социального облика этого огромного по удельному весу слоя обезземеленного населения играло регулирование рабочего вопроса.
О степени остроты рабочего вопроса в Англии первых Стюартов свидетельствуют протоколы так называемых мировых судей. Если в промышленных районах страны наличие огромного слоя деревенской бедноты являлось важнейшей предпосылкой распространения капиталистической мануфактуры, то в районах сельскохозяйственных только незначительная часть этого контингента могла получить место постоянных или сезонных слуг (т. е. батраков) в пределах своей или близлежащих деревень. Большая же часть их вынуждена была в поисках такого места проделать немалый путь, переходя из деревни в деревню и зачастую из графства в графство в поиске хотя бы сезонной занятости.
О материальном положении этого обширного слоя людей, именовавшихся в предреволюционной Англии коттерами, т. е. держателями одних лишь хижин — зачастую без клочка прилегающей земли, свидетельствует опись имущества коттера Джона Смита из манора Петтингтона. Общая стоимость его имущества была оценена в 2 ф. 10 шилл. 8 пенс. В его хижине не было ни кровати, ни стола. Стол заменяла доска. Столовая утварь в доме была деревянной, одежда — ветхая, и единственная живность во дворе — две курицы и несколько цыплят [29].
Елизаветинское законодательство, обязывавшее манориальных лордов обеспечивать каждый вновь возведенный коттедж 4 акрами пахоты, полностью игнорировалось и лендлордами, и местными властями. В погоне за рентой лорды маноров закрывали глаза на то, что сотни «безземельных» хижин возводились на пустошах за деревенской околицей [30]. По оценке современного исследователя, 2/3 деревенских батраков владели одними лишь хижинами. Естественно, что жизнь и смерть этого огромного слоя сельского населения зависела от возможности найти более или менее регулярный заработок.
28
Так, в маноре Нассингтон (Норсемптон) насчитывалось 55 дворов владельцев, каждый из которых мог содержать на общинных пастбищах 3 коровы и 10 овец.
29
Для сравнения укажем, что имущество некоего Поллена Паркера из Сингглетона (Дерем) после его кончины было оценено в 74 ф. 8 шилл. помимо 60 ф. в монете.
30
Особенно много таких «незаконных» хижин (т. е. без земельных участков) вырастало на пустошах в тех районах, где преобладало пастбищное хозяйство, и в промышленных, особенно в сукнодельческих, зонах — в Динском лесу, Глостершире, Уилтшире, Сомерсетшире.