В поисках ответа на него Кромвель предлагал своему кузену рассмотреть: «…во-первых, является ли принцип „Salus populi“ (благо народа) здравой позицией? Во-вторых, обеспечивается ли она нынешним развитием событий, или все плоды войны окажутся утерянными и все вернется к прежнему или еще худшему состоянию? В-третьих, не является ли армия законной властью, призванной противостоять и сражаться против короля на основе провозглашенных (парламентом) принципов?..»
Очевидно, что все содержание письма клонилось к тому, чтобы Геммонд зорче стерег короля и не подчинялся приказам роялистски настроенного парламента. И в заключение этих столь, казалось бы, нехарактерных для умонастроения Кромвеля-политика деклараций следовало еще одно немаловажное замечание: «Не думаешь ли ты, что страх перед левеллерами (которых нечего бояться), будто бы грозящими уничтожить знать, заставил многих согласиться на заключение этого лицемерного и гибельного соглашения с королем? Но если это произойдет, они сами его навлекут на себя» [93].
Рассеивая страх Геммонда перед левеллерами (опасностью, от них исходящей, могли пугать его пресвитериане, склоняя его к измене индепендентам, опиравшимся в те дни на союз с левеллерами), Кромвель как бы прозрел — он не только сам избавился от этого страха, но и принялся удивительным образом в благоприятном смысле разъяснять их позицию. Так, по его словам, интересы «народа божьего» некоторыми (имея в виду пресвитериан) забыты вопреки тому, что они являются «справедливыми и честными». «Народ божий» вправе тем или иным путем получить столько же или больше блага, ему обещанного, и естественно, что его нельзя ожидать от короля, против которого «свидетельствовал столь убедительно господь». и если даже учесть, что содержание понятия «народ божий» в толковании Кромвеля должно было значительно отличаться от того, которое вкладывали в него левеллеры, то сам по себе факт восприятия Кромвелем элементов левеллерской риторики, не правда ли, знаменателен! Таким был диапазон тактической гибкости этого джентльмена, который в каждой ситуации безошибочно улавливал то одно-единственное решение, которое приводило к победе его линии в революции.
И снова контрреволюционному заговору парламента противостояла армия, в которой благодаря заигрыванию грандов с левеллерами восстановилось единство. 18 ноября Совет офицеров после горячих дискуссий утвердил «Ремонстрацию», содержавшую требование — привлечь делинквентов, т. е. сражавшихся на стороне короля, к суду и объявлявшую, что, поскольку Карл I повинен в кровопролитии в первой и второй гражданских войнах, он больше не заслуживает доверия [94]. 27 ноября Геммонд был смещен со своего поста коменданта замка Карисбрук. Его заменил полковник Иуэр, в прошлом слуга, известный своими радикальными воззрениями. 4 декабря армия заняла Вестминстер, зримо напоминая парламенту о своем присутствии. Когда же 5 декабря палата общин проголосовала за принятие последних предложений короля в качестве основы мирного устройства королевства, медлить дальше было нельзя, и армия перешла к действиям.
6 декабря утром полковник Прайд (в прошлом ломовой извозчик) без ведома склонявшегося к пресвитерианам, но остававшегося формально главнокомандующим армией Ферфакса занял входы в парламент и по заготовленному списку задерживал членов парламента, известных своим враждебным отношением к армии (одних отсылал домой, других отправлял в тюрьму). Это была знаменитая «Прайдова чистка» парламента. Всего было задержано 140 членов парламента. В результате индепенденты получили в парламенте твердое большинство. Кромвель прибыл в Лондон в тот же день, только вечером, когда «грязная работа» уже была завершена. По своему обыкновению он заявил, что он не был осведомлен об этом плане, но поскольку это уже случилось, то он рад и постарается его поддержать. Перед нами образчик излюбленной, в отличие от военной, политической тактики Кромвеля — руководить событиями, оставаясь в тени до того времени, когда желанный плод созрел, чтобы его сорвать. Трудно поверить, что акт, подобный «Прайдовой чистке», был предпринят без его ведома. Он как будто только и ждал его, чтобы в тот же день прибыть в столицу. Так или иначе, но дело было сделано: на следующий день «очищенная» палата общин начала свою работу с единодушного выражения благодарности генералу Кромвелю за его заслуги во второй гражданской войне. Хотя привлечению Карла I к суду теперь уже ничто не мешало, Кромвель в последний момент заколебался и сделал еще одну, последнюю попытку спасти королю жизнь. Как сообщает епископ Барнет, на организации суда над королем настаивал Айртон, «Кромвель был в сомнении». По сообщению одного из агентов короля, Кромвель не был согласен с радикальной частью армии, требовавшей казни короля: «Меня заверили, что Кромвель не согласен с ними. Его намерения и их планы несовместимы, как огонь и вода. Они стремятся к чистой демократии, он же — к олигархии». Даже на Армейском совете 25 декабря Кромвель заявил: если король согласится на условия, ему предложенные, то его жизнь следует спасти в чисто политических целях [95]. По-видимому, только несговорчивость короля, с одной стороны, и настойчивость армейских радикалов — с другой, заставили его на следующий день согласиться на организацию суда над Карлом I. Такова была политическая прелюдия суда над королем.
93
Т. е. если поднимется восстание народных низов против власти парламента, то в этом он сам будет виноват, оставаясь глухим к их требованиям.
94
В первоначальном варианте этой декларации, принадлежавшей Айртону, значилось нечто более определенное — требование суда над королем и роспуска парламента. Пока шла выработка компромиссного варианта «Ремонстрации», Совет офицеров сделал 15 ноября (со своей стороны как бы соревнуясь с пресвитерианами парламента) последнее мирное предложение королю. 16 ноября был получен его отрицательный ответ. 18 ноября большинством голосов был одобрен окончательный текст документа.
95
Перед нами знаменательный момент в истории революции: победа над пресвитерианами в парламенте, в результате чего Кромвель стал хозяином политического положения, сделала уже ненужной «левоблокистскую» тактику. Отныне «союз» с левеллерами — не более чем тягостная дань прошлому, Кромвель в нем больше не нуждался.