При всем доверии к утверждениям и оценкам Барклая, нельзя не отметить два момента. Во-первых, когда писалось «Изображение…», в руках Барклая не было никакой оперативной документации и многое излагалось по памяти, что побуждало его иногда к достаточно вольной интерпретации событий и к тому, чтобы выдавать субъективные впечатления за мнение беспристрастного наблюдателя. Во-вторых, Барклай прибег к тому же приему в обращении со временем, какой использовал и Толь: применительно к действиям тех войск, которыми он сам руководил, Барклай время «растягивал» для того, чтобы втиснуть в него как можно большее количество неприятельских атак. Поэтому-то и первое взятие Курганной высоты французами произошло только около часа. Этот отпечаток пристрастности к событиям Бородина в записке Барклая был обусловлен вполне объяснимым стремлением оправдать себя в тяжелый период несправедливого удаления от дел[325].
К началу 20-х гг. XIX в. традиция, возникшая было вокруг «рейхенбахского кружка», почти угасла. Вся историография 1812 г. оказалась втиснутой в рамки официально-монархического курса[326]. Немалую роль, как считал Тартаковский, сыграл страх императора Александра I перед духом «вольности и неповиновения», который мог возникнуть при обращении к событиям 1812 г. Наконец, тот же Тартаковский указывал на сближение Петербурга с бурбоновской Францией, что заставляло Александра I приглушать общественное звучание темы Отечественной войны[327].
К концу 1820 г. была закончена первая масштабная работа по истории 1812 г., подготовленная по распоряжению царя. «Генетически», как доказал Тартаковский, она была во многом связана с военно-политическими занятиями Толя, а затем Жомини. Автором ее был Дмитрий Петрович Бутурлин (1790–1849), принимавший ранее участие в исследовательских работах и Толя, и Жомини. Служивший перед войной в гусарах и кавалергардах, он в 1812 г. оказался в чине подпоручика в свите его императорского величества по квартирмейстерской части. В 1819 г. Бутурлин уже получил чин полковника, а с 1817 г. стал флигель-адъютантом. Хотя работа Бутурлина о войне 1812 г. была в основном закончена к 1820 г., но затем, что видно из текста, еще дорабатывалась. Так, очевидно, что применительно к действиям Великой армии при Бородине Бутурлин воспользовался, наряду с 18-м бюллетенем, работами Водонкура, Лабома и других зарубежных авторов, вышедшими до 1820 г., рапортами французских корпусных командиров, опубликованными в 1821 г. Хотя произведение Бутурлина и должно было носить официозный характер и прославлять престол и русское воинство, но в нем не было и грана пренебрежения к неприятелю. Трагические события 1812 г. были еще столь близки, что заменять жестокую реальность тяжелой годины сказками и мифами правительство не решалось. Сыграла свою роль и личность самого Бутурлина. Человек во многом западноевропейской культуры, он все свои труды писал по-французски. В 1823 г. Дмитрий Петрович будет в составе французской армии участвовать во вторжении в Испанию для подавления революции, за что получит чин генерал-майора. А позже, в 1843 г., его назначат директором Императорской публичной библиотеки, а перед смертью – главой Цензурного комитета. Его «западничество» было отнюдь не либерального характера, но легитимистско-охранительного, в духе идеологии Священного союза. Вероятно, именно такой подход в описании войны 1812 г. и виделся Александру I к началу 20-х гг. наиболее предпочтительным.
325
Напомним, что «Изображение…» было опубликовано только в 1858 г. (ЧОИДР. 1858. Кн. IV. 2. С. 1 –32), но и после этого долгое время не было известно широкой публике. Военный историк Скугаревский, готовя в начале ХХ в. работу о Бородинском сражении, удивлялся, почему «Изображение…» Барклая «все еще не напечатано» (
326
В серьезном исследовании нуждается тема памяти в сознании и в деятельности Александра I. При всей безусловной глубине воздействия на него великих событий 1812 г, невозможно не заметить определенное безразличие его в последующие годы к данной теме. Так, он не посетил ни одного из мест великих сражений войны, в том числе и Бородинское поле, явно не спешил с созданием полномасштабного исторического труда о событиях этой войны. Отчасти это можно объяснить заинтересованностью Александра прежде всего в показе роли России как освободителя Европы, но не в том, чтобы муссировать идею о враждебности их интересов.