В 1960–1961 гг. я имел честь читать лекции Джиффорда в университете Св. Андрея на тему «Константинопольская церковь 1261–1821 гг.», а в 1966 г. — лекции Биркбека в Кембриджском колледже Св. Троицы на тему «Константинопольская церковь и ее отношения с протестантскими Церквами XVI‑XVII вв.». Настоящая книга основана на обоих курсах лекций. Здесь я отошел от первоначального плана своих джиффордских лекций, в которых я уделил равное внимание истории Церкви до и после 1453 г. Церковь последних веков Византийской империи неоднократно становилась предметом ученых разысканий; я сомневаюсь, что смогу добавить что‑нибудь существенное к уже написаному. Между тем, история Греческой церкви под властью Османских султанов сравнительно мало известна. Однако, для того чтобы понять, что происходило в Великой Церкви, как обычно называли ее последователи, в течение «темных веков» пленения, нужно представлять себе, чем она была и как функционировала до турецкого завоевания. Поэтому я представил сокращенный вариант джиффордских лекций 1960 г. в качестве введения, которое дает понятие о состоянии Церкви в последние десятилетия Византийской империи, и расширил мой джиффордский курс 1961 г., полагая, что они имеют большую ценность. Содержание биркбекских лекций я решил включить полностью, не нарушая пропорций книги. Поэтому если я, таким образом, уделил больше внимания отношениям Греческой церкви с другими Церквами, чем другим аспектам, я надеюсь, что читатель меня простит ввиду важности в наши дни экуменического движения.
При этом, однако, мне приходилось отбирать материал. Подробное изложение всех известных сведений о Греческой церкви в Новое время заняло бы много томов, и сведения эти не могут быть одинаково интересны. Местные источники, на которых должно основываться такое исследование, скупы и не столь многочисленны, как доступные материалы по последнему периоду византийской истории. Многие документы патриаршей канцелярии погибли во время пожаров в патриархате и в монастырях, а также в результате политических обстоятельств. Турецкие государственные документы о меньшинствах в Империи поверхностны; греческие хроники немногочисленны, и хотя, безусловно, заслуживают доверия, не распространяются на большую часть периода. Несмотря на то, что в течение этих столетий жило немало образованных греков, нам известен только один светский историк — блестящий, хотя и несколько беспорядочный, Димитрий Кантемир, а также один великий церковный историк, его современник, Досифей, патриарх Иерусалимский. Если бы не свидетельства и донесения иностранных дипломатов, клириков и путешественников, то о целых периодах мы бы так ничего и не узнали. Даже карьера самого выдающегося и наиболее спорного из Константинопольских патриархов данного периода, Кирилла Лукариса, знакома нам главным образом по собранию документов, вышедших из‑под пера английского капеллана.
История часто затемняется горечью, предрассудками и игнорированием фактов. Она далеко не всегда поучительна. Даже самый ревностный грекофил не мог бы утверждать, что все греки были безупречного поведения. В самом деле, на протяжении этих столетий было много благородных, мудрых и отважных греков, которыми мы можем только восхищаться, учитывая условия, в которых они жили. Рабство, однако, далеко не всегда возносит лучших представителей нации. Если монархия становится абсолютно продажной, то приходит время всеобщему бессилию. Если греки и проявили себя в интригах и продажности, то нельзя забывать, что они имели дело с хозяевами, которые зачастую тоже были продажными интриганами. Также ошибочным было бы утверждение, что все турецкие правители были поголовно жестокими и своевольными деспотами. Многие турецкие чиновники, в самом деле, проявляли жестокость и презрение к христианским меньшинствам; если они, однако, и дурно обращались с греками, то это объясняется тем, что они не могли рассчитывать на лояльность греков к их власти. Эллинизм выжил при поддержке Церкви, потому что греки непрестанно надеялись и ждали дня обретения свободы. Было бы неправильным всегда возлагать на турок ответственность за то, что подобные устремления провоцировали их на жестокие репрессии. При этом были турки, такие как Сулеймаи Великолепный, которого его же подданные называли Законодателем, или великие визири из семьи Кюпрюлю, которые были всегда справедливы и дружественны по отношению к грекам. Даже сам Мехмед Завоеватель, когда удовлетворил свою свирепую страсть к завоеванию (а он был не более свирепым, чем многие его современники из Европы времен Возрождения), гордился тем, что может назвать себя императором греков и турок. На более скромном уровне отношения обоих народов были удивительно дружественными. Если мы будем обвинять греков в лживости, а турок — в жестокости, то это ни к чему нас не приведет. Подобным образом наши симпатии и антипатии к великой Римской церкви будут влиять на нашу объективность. У каждого историка есть свои личные вкусы и предпочтения; эрудиция, однако, приведет к пониманию предмета только тогда, когда она окрашена терпимостью и свободна от предрассудков.
Сами греки, как правило, пренебрегают историей своих предков под турецким владычеством. Они в этом ошибаются; конечно, здесь много такого, что греку неприятно вспоминать, однако эта история свидетельствует об отваге и несокрушимой жизненности греческого народа, и о духовной силе Святой Православной Церкви. История эта представляет также интерес в международном плане, ибо она показывает, что может произойти с мужчинами и женщинами, которые насильно обращены в граждан второго сорта. В наши дни, когда до сих пор есть государства, в которых значительная часть населения является гражданами второго сорта, такая история не может быть неуместной.
Слишком долго было бы перечислять всех ученых прошлого и настоящего, которым я обязан появлением этой книги. Я старался поблагодарить их в сносках; многие из них лично помогли мне своими советами. Хочу выразить свою благодарность и уважение моим друзьям, которые вдохновляли меня, и в первую очередь Его Святейшеству Вселенскому патриарху Афинагору, мудрость и доброта которого всегда много значили для меня. Я приношу свою глубокую благодарность братии патриархата и многим другим православным духовным лицам во всех концах мира. Исключительно доброе отношение к себе я испытал со стороны турецких должностных лиц, когда обращался к ним за помощью. В Великобритании я многим обязан главным образом сотрудникам читального зала Британского музея, Лондонской библиотеки и библиотеки Ламбетского дворца. Как всегда, я благодарен членам Сената Кембриджского университета и сотрудникам Кембриджского университетского издательства за их терпение и оказанную мне помощь. Персональную благодарность я хочу выразить г–ну С. И. Папаставру. Наконец, я бы хотел выразить свою признательность университету Св. Андрея, давшему мне стимул, с которого началась эта книга, а также моему академическому наставнику — колледжу Св. Троицы в Кембридже, вдохновившему меня на более глубокие разыскания.
Примечание. Я не пытался быть последовательным в транслитерации собственных имен, но в каждом конкретном случае давал ту форму, которая казалась мне наиболее употребительной.
С. Р. Элшишилдз, Дамфришер, октябрь 1967 г.
(обратно)Из всех дорог, по которым приходилось когда‑либо проходить историку, нет более тернистой, чем история религии. Для человека верующего религиозные истины вечны. Вероучение, которое он исповедует и разделяет, создает впечатление, что эти истины будут действовать всегда. Для него историк, пытающийся понять и объяснить, почему доктрина появилась в определенный момент времени, виноват в неоправданном детерминизме. Но религия явленная, т. е. историческая, не может стоять вне рамок времени, ведь само явление ее должно было случиться, в определенный момент. Христианская религия более всех других связана с отношениями времени и вечности. Ее главный догмат, Воплощение, есть не только вечная истина, но и событие истории; это мост от временного к вечному. Учреждения христианства, каким бы божественным ни было их основание, были созданы по воле людей, людьми же управлялись и подвержены воздействию времени, которому подвержен и сам человек. Постулаты же веры, при всей их вневременной значимости, распространялись по свету действиями человека, и их распространение было подвержено изменениям в обстоятельствах и перспективах развития мировой истории. Вполне возможно, что человек постоянно получает силу свыше. Вполне возможно, что есть Божественное предопределение в истории. Но сам историк смертен, ограничен временными пределами; и он должен иметь скромность сознавать свою ограниченность. Его задача — рассказать историю и написать ее как можно лучше для человечества.
Тем не менее, поскольку история является предметом для осмысления, она должна быть более чем изложением обыденных фактов. Многие великие и мудрые мужи говорили нам, что история — это наука и ничего более. Действительно, при собирании исторических свидетельств необходимы аккуратность и объективность, особенно в тех случаях, когда дело касается религии, области, в которой суждения столь часто находятся под влиянием личных убеждений и предрассудков. Метод историка, однако, не может быть только эмпирическим. Поведение человека отвергает законы науки; природа человека еще не до конца изучена; верования человека не подчиняются логическим доводам. Историк должен пытаться дополнить свое объективное исследование качествами интуитивной симпатии и воображением, без которого он не может понять опасения, устремления и убеждения, которыми руководствовались люди прошлого. Возможно, эти качества являются дарами Св. Духа, дарами, которые можно пережить и почувствовать, но нельзя передать человеческими словами.