Заплатив Порте 50 ООО талеров, собранных с помощью Шмида–Шварценхорна, Контарис стал патриархом во второй раз, под именем Кирилла II. Некоторые из его сторонников считали, что Кирилла Лукариса следует тихонько убить; но Шмид–Шварценхорн, который не хотел, чтобы его посольство заподозрили в поощрении убийства, предложил лучшую идею. Великий визирь согласился сослать Кирилла I на о. Родос. Шмид–Шварценхорн предложил обеспечить судно для этой цели и договорился, что корабль вместо этого поплывет в Италию и доставит Кирилла в Рим, где он будет передан в руки инквизиции. Но нанять корабль стоило 800 талеров и еще 500 талеров стоило подкупить экипаж. Когда Кирилла II попросили доставить деньги, он сказал, что следует найти более дешевое судно. Между тем план стал известен голландскому посланнику. Он послал гонца предупредить губернатора Родоса и сам подкупил капитана корабля, нанятого Контарисом, чтобы тот доставил Лукариса на Хиос. Там бывшего патриарха ждал губернатор Родоса и сам препроводил его на свой остров, а корабль был с позором отослан обратно в Константинополь.
На Родосе Кирилл Лукарис провел пятнадцать месяцев. В марте 1636 г. Кирилл II созвал в Константинополе собор, который осудил Кирилла I как еретика. Но св. синод подозрительно относился к связям Кирилла II с Римом. В июне 1636 г. он собрался и низложил его. Теперь настала его очередь отправиться на Родос, а кораблю был отдан приказ возвратить Кирилла I. Между тем патриархом был избран Неофит, митрополит Ираклийский. Он был другом Кирилла I и взошел на престол временно, чтобы устроить снятие анафемы. К марту следующего года Кирилл Лукарис снова стал патриархом.[452]
Теперь, однако, он не пользовался таким влиянием. Его взгляды были слишком хорошо известны. Многие православные, которые поддерживали его в борьбе против Рима, были поражены ими. Он более не мог рассчитывать и на поддержку английского посольства. Сэр Питер Вич уехал из Константинополя в 1633 или 1634 гг.; его преемник, сэр Саквилл Кроув, был осведомлен о противостоянии. Господин ван Хааг собирался удалиться. Антуан Леже уехал из Константинополя, а его дружелюбный преемник, Сарторис, умер вскоре после прибытия.[453] Между тем Шмид–Шварценхорн возобновил свои попытки низложить его, отчасти ради католиков, отчасти чтобы ослабить голландское влияние, а также чтобы доказать, что австрийское посольство более компетентно, чем прежде было французское. Подкуп судей вернул Контариса с Родоса. В мае 1638 г. султан Мурад IV объявил войну Персии; великий визирь, Байрам–паша, поехал впереди него, чтобы подготовить ему путь через Анатолию. Один из священников Кирилла Контариса, по имени Ламерно, поспешил в его лагерь и убедил его с помощью большой взятки, обеспеченной Шмидом–Шварценхорном, обвинить Кирилла Лукариса перед султаном в государственной измене. Визирь выбрал удобный момент. Донские казаки, подстрекаемые персами, напали на османскую территорию в Приазовье. При встрече с султаном визирь заверил его, что это было подготовлено Кириллом Лукарисом. Мурад, который считал Кирилла причиной беспокойств, позволил убедить себя. Губернатору Константинополя было отправлено послание, и 20 июня 1638 г. Кирилл был арестован и заключен в крепость на Босфоре. Через пять дней ему сообщили, что его следует оттуда вывезти. Его посадили на маленький корабль, и когда судно приплыло в Мраморное море, солдаты задушили его и похоронили тело в прибрежной полосе. На следующий день, согласно традиции, они продали те немногие вещи, которые у него были с собой. Кто‑то узнал его наперсный крест; так стала известна его судьба. Разгневанные толпы греков собрались перед воротами дома Кирилла Контариса с криками: «Пилат, отдай нам тело!» Чтобы предотвратить восстание, губернатор велел солдатам выкопать тело. Они сделали это, но выбросили его в море. Там его нашли греки–рыбаки и опознали; он был похоронен в маленьком монастыре св. Андрея на одном из островов около азиатского побережья.[454]
По приказу султана Кирилл Контарис вернулся на патриарший престол. В сентябре 1638 г. он созвал собор, на котором присутствовали патриархи Александрийский (бывший ученик Кирилла — Критопул) и Иерусалимский — его старый друг Феофан, на этом соборе Кирилл и его богословие. были осуждены. Но в декабре того же года Кирилл II подписал документ о своей верности папе Урбану VIII. Когда это стало известно, св. синод и султан были в ярости. В июне 1639 г. Кирилл II был низложен, объявленный в свою очередь еретиком, и сослан в Северную Африку, где он и умер. На его место был избран клирик умеренных взглядов, Парфений I. Однако Парфений опрометчиво позволил другу Кирилла Лукариса, Феофилу Коридаллевсу, произнести проповедь по поводу своего восшествия на престол. Коридаллевс произнес похвалу Кириллу и его трудам. Такая лояльность немедленно возродила противостояние в тот момент, когда православный мир желал прекращения раздора. Критянин Мелетий Сиригос для ответа на речь Коридаллевса получил разрешение через несколько месяцев произнести проповедь, в которой осуждалось кальвинистское учение Кирилла, хотя сам Кирилл упоминался вскользь. Сиригоса попросили написать также трактат, в котором он повторил осуждение. Этот труд появился в 1640 г.; многим православным, однако, показалось, что он зашел слишком далеко в противоположном направлении. Действительно, за исключением отрицания двойного исхождения Св. Духа, он мог быть написан и римским богословом. Раздоры продолжились. В 1641 г. господарь Молдавии Василий Лупул, несговорчивый албанский делец, который пытался восстановить порядок в патриарших финансах, написал умоляющее письмо к епископам с просьбой прекратить свои раздоры. В мае 1642 г. Парфений созвал собор, на котором «Исповедание веры» Кирилла было исследовано статья за статьей, и некоторые статьи были осуждены. Чтобы умиротворить некоторых сторонников Кирилла, Парфений издал документ, поддержанный иезуитом Скаргой, в котором предполагалось, что Кирилл выказывал симпатии Риму. Последующие соборы повторили это обвинение. Самый замечательный из богословов XVII в. был осужден как распространитель ереси.[455]
Его ученики рассеялись. Коридаллевс благодаря своей речи был назначен митрополитом Навпакта и Арты; но вскоре он был низложен и вернулся к частной жизни. Его ученик Нафанаил Конопиос поспешно уехал в Англию. Мелетий Пантогалос, которого Кирилл назначил митрополитом Ефесским, был низложен Парфением I и уехал из Константинополя раньше подписания документа об осуждении его друга. Он был близко знаком с ван Хаагом и Антуаном Леже, потому он отправился в Голландию учиться в Лейденском университете. Там он был хорошо принят, особенно после подписания акта в поддержку сочинений Кирилла. В 1645 г. он намеревался вернуться в Константинополь, вооружившись письмами и рекомендацией голландских Генеральных Штатов; во время своего путешествия он, однако, умер. В Лейдене к нему присоединился кефаллонец Иерофей, игумен Сисийский и друг Никодима Метаксаса, который был определен в Кефаллонию после разгрома типографии. Иерофей никогда не встречался с Кириллом, но, вероятно, подружился с ван Хаагом во время посещения Константинополя после смерти Кирилла. В 1643 г. он отправился в Венецию, тщетно пытаясь собрать средства для восстановления своего монастыря, разрушенного землетрясением. Из Венеции он решил отправиться в Голландию, где оставался до 1651 г., не считая путешествия в Англию. В Голландии он перевел на греческий язык несколько кальвинистских богословских сочинений, с которыми полностью соглашался. Впоследствии он провел несколько лет в Женеве и в 1658 г. вернулся в свой монастырь в Кефаллонию, где и умер ранее 1664 г. Вероятно, он вовсе не пострадал за свои взгляды; но его сочинения совсем не имели распространения на Востоке.[456]
Кирилл Лукарис потерпел неудачу. Он вовлек свою Церковь в распрю, которая привела ее к изданию постулатов веры, отличных от его собственных, но почти столь же спорных. Он только предпринял попытку привести Православную Церковь в соответствие с более жизнеспособными Церквами Запада. Лютеранский евангелизм мало подходил греческому темпераменту; кроме того, англиканство не могло предложить ничего важного. Лютеранская и англиканская инициативы не встретили никакого отклика. Но тяжелый, логический интеллектуализм кальвинизма привлек к себе реалистическую, рассудочную сторону греческого характера. Если бы Кирилл достиг своей цели, то интеллектуальный уровень Православной Церкви несомненно бы повысился, и многие из ее мрачных черт последующего времени были бы преодолены. Но греческий характер имел и другую сторону, а именно — любовь к таинственному. Грек в равной степени мистик и интеллектуал; Православная Церковь черпала свою силу в прежней мистической традиции. Сила ее выживания в мировых перипетиях лежит в основном в ее восприятии трансцедентного таинства Божества. Этого Кирилл никогда не понимал. Для него и его последователей апофатический подход вел только к невежеству и застою. Он не мог оценить поддерживающую силу традиции. Женевская логика столь же мало подходила для решения проблем православия, как и дисциплинированное законничество Рима.
(обратно)