Не знаю, кто нас и чем долбанул. И никто не знает. Поначалу, конечно, грешили на Америку, на Китай, те тоже — друг на друга и на всех прочих за компанию, каким-то чудом по красным кнопкам не ударили. Любопытно, что меньше всего пострадало население горячих точек. Хотя, в общем-то, понятно: люди там привычные, закалённые, не то что мы.
Разумеется, не было ни утечки, ни химической атаки. Какой-то, говорят, поток частиц из космоса то ли естественного происхождения, то ли искусственного. Но результат тот же — депрессия. Чудовищная, невыносимая депрессия. Кстати, идея насчёт искусственного происхождения потока мне кажется более правдоподобной: облучали нас, как выяснилось, в течение суток, то есть точно рассчитали время, за которое планета совершит полный оборот. Какая ж тут, к чёрту, случайность?
Но всё это нам сообщили позже. А тогда…
Со страхом вбираю ноздрями воздух. Вроде обычный, никаких незнакомых запахов…
Получается, что вчера днём, идя по эстакаде и размышляя о глобальном оледенении, я нечаянно попал в точку. Случись оно — выжили бы одни чукчи и алеуты. А после такой утечки (я всё ещё полагаю, что где-то произошла утечка), похоже, выживут одни лишь чёрные меланхолики. Вроде меня…
Стою и одичало озираюсь. Широкое асфальтовое полотно усеяно хитиновыми трупами иномарок. Отсуетились. Словно из баллончика на них брызнули. А где водители? Разбежались?
Эх вы… Оптимисты вы, оптимисты! Визжали от счастья, гнали мрачные мысли, задуматься боялись, на юморины ходили, в восторге от самих себя селфи делали… Как вас теперь спасать? И кому?
Неужто мне? Да вы с ума сошли!
Страх сменяется отчаянием. Что я могу?! И если бы даже мог! Всех не спасёшь, это ясно! Разве что самых близких…
И я вижу вдруг, словно воочию, как милая моя смертница соблазнительными своими руками, всхлипывая, связывает себе петлю и прикрепляет её к дверной ручке…
Срываюсь с места и шатко бегу к перекрёстку. К тому самому перекрёстку, на котором она вчера назначала встречу. Пробегаю мимо врезавшейся в парапет машины. Водитель уткнулся в руль головой. Не до него мне… Пытаюсь набрать номер — не получается. Приходится остановиться.
Длинные гудки. Бесконечные длинные гудки.
Неужели…
Ужаснуться не успеваю. Гудки обрываются, в динамике — сдавленные рыдания.
— Валька!.. — кричу я. — Валька, ты?!
— Я-а…
— Валька! Не смей ничего делать! Жди меня! Я сейчас буду! Ты меня слышишь?
— Слы-шу…
— Валька, я тебя люблю! Люблю тебя, дура! Повтори!
— Лю… люблю-у… — стонуще повторяет она.
— Всё будет хорошо, слышишь? Сиди и жди меня!
До её дома — полквартала. Снова перехожу на бег, врываюсь во двор. Там тоже кто-то лежит на асфальте под разбитым окном.
— Помоги-ите… — блажит сверху какая-то старушенция.
Не взглянув, бегу к подъезду. Набираю на домофоне номер квартиры, и в этот момент сотик в моей левой руке разражается первыми тактами Шопена. Идиот! Угораздило же меня установить такой сигнал…
Не сразу, однако, открыла. Господи, лишь бы лифт работал… Всё-таки девятый этаж! Слава богу, работает! Вваливаюсь в кабину, жму верхнюю кнопку и лишь после этого глушу похоронный марш.
— Да!!!
— Жив, зараза? — слышу я исполненный мрачного удивления голос.
— Толик?! Ты где?
— На скорой…
— Почему на скорой? Ты же вроде…
— Да не до мёртвых уже!.. — с досадой перебивает он. — Живым бы помочь… — и вопит на кого-то: — Заноси давай!..
Сейчас отключится.
— Толик! Толик, не отрубайся! Вальке плохо! Я сейчас к ней еду. Скажи, что делать!
— Успокоительного дай, снотворного…
Лифт останавливается. Вылетаю на площадку.
— Погоди, не отрубайся!
— Да я и не собираюсь… Ты как там?
— Хреново!
— Но дееспособен хотя бы?
— Да!
— Слушай, как убаюкаешь её — дай знать! Подъедем, подхватим… Каждый человек на счету! — в трубке раздаётся угрюмый циничный смешок. — Кому-то ж надо выручать этих… радостных…
Волгоград, февраль-март — 2017