Таким образом, мы видим, что в Гражданской войне значение сыпного тифа огромно. Сыпняк ослаблял обе армии, но для восстановления Красной армии использовались все возможные ресурсы. По сути, это является иллюстрацией того, насколько фатален был военный коммунизм: у крестьян отбирали еду, доведя их до людоедства и трупоедства, городских жителей уплотняли так, что у них не оставалось шансов на выживание в условиях эпидемии. Белые генералы поступали по-другому. Пытаясь обеспечить жильем даже беженцев, они не стали проводить радикальных мер, чтобы спасти армию ценой сотен тысяч жизней обычных людей. Они проиграли, были побеждены, повержены, многие умерли практически забытыми и проклятыми в эмиграции. Почти все белые генералы стали жертвами «Его величества сыпняка». Однако в эпоху эпидемии, когда выбор был прост и страшен: спасать армию или не губить простых русских людей, — они сделали многое для того, чтобы люди не были обречены. Отношение к людям — к человеку — у белых было иное.
В поэзии этой эпохи, например у В. Хлебникова в поэме 1920 г., описывается противостояние белых и красных (Деникина и Ленина):
Продолжение Гражданской войны, по мнению В. Хлебникова, — эпидемии и смерть, а именно — тиф. Он подведет черту всему.
Название поэмы В. Хлебников — «Игра в аду», еще одна метафора эпохи сыпняка: Гражданская война и политическая противостояние в эпоху эпидемии — это лишь игра, результат которой — смерть. У участников Гражданской войны, безусловно, были свои идеалы. Да что там, у каждого из них была своя Россия. Они были готовы умереть за нее.
Но все это было не более, чем игра в аду.
Заключение
Эпидемия сыпного тифа в России, безусловно, была тяжким испытанием для молодой советской власти. Как мы видели ранее, не все факторы, которые привели к трагедии, были субъективного характера. И Первая мировая война, и неурожайные годы, и тяжелое царское наследство — сравнительно неразвитая медицинская система — все это способствовало эпидемии. Сыпной тиф стал характерной чертой первых советских лет с их голодом, разрухой и войной. Ситуация во многих городах была ужасной, особенно в Ярославле, Самаре, Саратове, Казани, Царицыне — городах на Волге, которые были еще и крупными железнодорожными узлами.
Однако фатальными оказались именно действия большевиков: продразверстка в условиях неурожая, обернувшаяся голодом, преследование врачей как классовых врагов, неумение — или нежелание — организовать систему спасения людей. Сыпняк впервые настолько явно показал, что у власти преступники, антигуманный характер политики которых нельзя оправдать. Наверное, не все тогда понимали, что это только начало, и что за режим в дальнейшем будет в России…
Прекрасно сказал об этом К. Паустовский: «Когда кончилась гражданская война и началось „мирное строительство“ („фронт труда“) — все сразу увидели, что „король голый“ и вся сила его — только в войне, в разрушительной энергии злобы… Чтобы создавать — нужна свободная душа и детские пальцы, а не прокисший ум, изъеденный, как молью, партийной программой и трехлетним озлоблением». Но откуда взяться свободной душе, если и ее заложили за последнюю краюху хлеба? Заложили все — от простого народа до интеллигенции: «Устал от тасканья по базару… На возах сидят, расставив ноги, толстые бабы с лицами чудовищ. Около каждой — десятки женщин с измученными глазами, мужчин в пенсне, студентов. и все, как нищие, протягивают руки с бельем, ботинками, мехами. Какая-то всероссийская распродажа интеллигенции», — оставляет Паустовский очередную запись[556].