Именно холера в XIX в. — символ народного страдания. Именно ее прежде всего боялись в городах. В конце XIX в. во всех городах медики периодически проверяли воду из местных водоемов на наличие холерных вибрионов. Холера в первые советские годы была во многих городах: Самаре, Астрахани, Ярославле. Но ее вспышки 1918–1919 гг. растворились в цифрах другой эпидемии[7].
Моры от «сибирской язвы» случались на Руси, согласно летописям, в 1050-м, 1158-м, 1284-м, 1308-м, 1393-м, 1444-м, 1448-м. Называемая «скотским падежом», сибирская язва считалась болезнью кожевенников, а слободы кожевенников были практически в любом древнерусском городе. Неслучайно ремесленники, специализировавшиеся на выделке кож, проживали компактно и часто довольно далеко от средневекового посада. В XVII–XVIII вв. экономический ущерб от сибирской язвы был настолько большим, что для решения проблемы было решено готовить специалистов-врачевателей домашнего скота, что стало точкой отсчета для создания системы подготовки ветеринаров. В XVIII в. «коновальские ученики» тренировались на заболевших лошадях в городских конюшнях, большинство падежей лошадей исследовалось, однако бактериологические знания находились еще на низком уровне, поэтому с болезнью не могли справиться очень долго. Сибирская язвы молниеносно поражала животных: например, за 10 дней в 1745 г. в трех волостях Владимирского уезда пало 2085 лошадей[8]. От людей заражались люди, вспышки сибирской язвы были подобны крупному пожару, так как болезнь развивалась очень быстро. В Сибирской губернии в середине XVIII в. она была зафиксирована среди солдат и довольно скоро возникает в столичном регионе. Эпизоотия (сибирская язва) в Петербурге была настолько сильна, что палый скот валялся на улицах города. Трупы животных рекомендовали закапывать подальше от поселений и дорог. В 1761 г. эпидемия сибирской язвы в столице повторилась, и от животных — при снятии с них шкуры — заражаются люди. Умершие люди валялись не только на городских улицах. Трупами был усеян весь тракт, ведущий к столице. В конце XVIII в. — новая волна эпидемии в Центральной России и в Сибири. Медики XVIII в. рекомендовали изолировать больных животных (но часто люди не успевали это сделать), а также усилить личную гигиену: чаще мыться в банях, не держать скот в избах (что было обычной практикой, особенно в холодное время года в северных губерниях). Сибирским крестьянам рекомендовалось использовать для вспашки земли быков вместо лошадей: было мнение, что быки менее восприимчивы к болезни. Сибирская язва и в XIX в. находила себе жертв. Например, в 1864 г. в европейской части России погибло около 90 тыс. животных и — по официальным данным — 667 человек, а в 1875 г. только в Сибири пало 100 лошадей. В конце XIX в. сибирской язвой заболевали, заражаясь от животных, около 15 тыс. человек ежегодно. С 1883 г. ввели вакцинацию животных, и их смертность пошла на спад, но случаи заболевания сибирской язвой были частыми даже в 1920-е гг. Бывают они и сейчас.
Проказа, или лепра, известная еще с древности, упоминаемая даже в Библии, столь часто пожиравшая Средневековую Европу (где создавались тысячи лепрозориев, проходили ритуальные похороны прокаженных), к счастью, не была в России широко распространена. Ее знали и, естественно, боялись в низовьях Волги — в Астрахани, куда она проникла из Крыма, отчего и получила название «крымская болезнь». В конце XVIII в. проказа наблюдалась среди донских казаков. Болезнь продолжалась около 7 лет и заканчивалась смертью. У зараженных темнело лицо, постепенно деформировались конечности и на коже появлялись уплотнения и язвы. Пальцы теряли чувствительность. В Крыму и на Урале для лечения проказы назначались ртуть и «кислая трава». Врачи в XVIII в. полагали, что проказа сочетается с сифилисом, так как усиливает в человеке влечение к «вожделению». Лепра была известна в Прибалтике, куда, вероятно, ее занесли рыцари в XII–XIII вв. из Европы, где была ее вспышка. В Риге и Ревеле создаются лепрозории. Ревельский лепрозорий, госпиталь Св. Иоанна, был расположен за городской стеной. С XIV в. существовал и рижский «госпиталь Св. Лазаря», также построенный за пределами города. В XIX в. в России были определенные проблемы с диагностированием проказы. Например, в романе Г. Шилина «Прокаженные»[9] описывается быт первого в России лепрозория, в связи с чем рассказывается о врачебной ошибке: врачи не диагностировали лепру, отчего погубили человека. «Человек повернул голову, и Зернов увидел обезображенное лицо, без носа, без одного глаза, без бровей, с темными отвисшими мочками. Он, взглянув на вошедших слезящимся глазом, неловко поднялся, держа молоток в руке, поклонился». Так описывает Г. Шилин человека, которому поставили неправильный диагноз и годами лечили от сифилиса. «Люди говорили, будто сифилис это. Ну и я тоже: ежели говорят — значит, верно». — «Что ж врачи-то говорили?» — «То же, что и люди». И только позже, когда у бедолаги отвалился нос, когда после отмирания нервных окончаний на руках пальцы пришлось ампутировать, диагноз был изменен другим врачом.
8