Выбрать главу

Ситуация в Царицыне была очень показательна: практически во всех городах, переходивших из рук в руки, не было возможности наладить медицинскую систему. Тиф пришел и на Украину. Из красного Харькова в январе 1920 года В. И. Ленину посылают телеграмму: «В Харькове, Екатеринославле и других городах Украины свирепствует эпидемия тифа. Деникинцами и махновцами все население и больницы разграблены. Больные валяются без белья или в лохмотьях, покрытые вшами. Все меры, принимаемые нами за отсутствием белья, сводятся к нулю, обращаясь к вам, прошу вашего распоряжения о немедленной высылке не менее двадцати тысяч пар белья или материала. Санчасть Южного фронта отказалась за неимением…»[518].

Сыпняк сыграл важнейшую роль в усилении дезертирства в Красной армии. Нельзя не согласиться с историком В. В. Кондрашиным, автором книги «Крестьянство в годы Гражданской войны», который указывает на то, что тиф был главным фактором дезертирства красноармейцев. Связь солдат с селом была очень тесная, в письмах родных они читали об ухудшающемся положении деревень, а иногда — отчаянные призывы вернуться домой и спасти от голода. К 1919 г. красноармейцы не желали воевать в силу тяжелейшего положения их семей в тылу. В сводке Пензенской Губчека за 15–30 сентября 1920 г. говорится: «Причина дезертирства — крайнее переутомление от войны, неполучение красноармейцами отпусков, кроме того, их родные в письмах упорно зовут домой для поправки хозяйства… тяжелое жилье оставшихся родных»[519]. К 1920 г. бытовые условия красноармейцев значительно ухудшились: регион вступил в полосу страшного голода 1921–1922 гг. Пришел тиф, усилилась опасность заражения. Пребывание в рядах Красной армии означало постоянную угрозу, жить с которой становилось невыносимо психологически.

Страх сыпняка определял быт солдат.

Очень ярко этот страх заражения описывает В. Нарбут. У него в поэзии тиф — символ не просто смерти, но и коварной судьбы, рока. Смерть (тиф) у Нарбута действует так:

Прикинулся блохою крысиной, подпрыгнул, как резиновый мяч, и пал на собаку, чтобы псиной втереться в казармы, где шумят. Играют в «дурачки» и в «железку», хохочут, — а скользкая блоха стальная по закалу и блеску, накачивает сок в потроха. И ночью, когда кругом погаснет и жилистый настоится пот,— клыками первобытными ляснет и лапами мужика сгребет.

В письме в «Красную газету» 1919 г. содержатся невеселые картины армейской повседневности: «Ходили босые и голодные и спали на голых нарах бани, паразиты нас совсем заели, пьем сырую воду, а в газетах пишут, что появилась холера. Каждый день на поверке валится человек, но если что комиссару скажи, то он лезет с кулаками или отправляет в штрафную роту, весь военный командный состав заставляет делать дезертирство, они делают этим недоверие советской власти»[520]. Как тут не понять солдат, которых не только заставляют воевать против русских же людей, но и поселили в условиях, в которых они обречены на смерть? Дезертирство становится вполне понятным и объяснимым явлением. Показательно описание Учетно-пересыльного пункта (наб. р. Фонтанки, д. 90), через который проходили тысячи дезертиров: «Помещается пункт в самом отвратительнейшем здании, худшего в Питере, кажется, трудно подыскать. Сточные трубы лопнули, и все нечистоты идут в Яму во внутреннем дворе, эта яма постепенно расширяется…»[521].

В сборнике документов «Горячешный и триумфальный город» целый раздел носит знаковое для нашей темы название «В Красной армии служить не дай Бог». Весьма красноречивы приведенные там перехваченные цензурой письма: «Пришлите ради Бога сухарей, а то очень голодно. Хлеба дают 1 фунт. Суп варят очень плохой. В казармах очень холодно, дров в печи не дают, приходится воровать у мирных жителей. Воши совсем съели, в баню гоняют, но белья не меняют. Совсем плохо — и холодно, и голодно. Одежда рвется, новую не дают»[522]. Вспомним, что основной принцип комплектования Красной армии на тот момент — территориальный, то есть малая родина солдата располагалась сравнительно недалеко.

Обратимся еще к нескольким примерам. Пензенский гарнизон в 1920 г. был расположен в Поволжье. Вот о чем свидетельствуют сводки СО ВЧК в феврале 1920-го: «Дезертирство увеличилось, по словам задержанных, прибегают к дезертирству из боязни заразиться сыпняком, большинство дезертиров из гарнизона»[523]. Из сводки Пензенской Губчека в ноябре 1920-го: «Пензенский гарнизон. В снабжении теплой одеждой ощущается сильный недостаток. Нищенство и распродажа личных вещей среди красноармейцев продолжается. При отправке больных красноармейцев в госпитали их одежда и вещи пропадают или заменяются старыми».[524]

вернуться

518

ЦГАОР. Ф. 130. Оп. 4. Д. 268. Л. 7.

вернуться

519

Кондрашин В. В. Крестьянство в годы Гражданской войны. Москва — Берлин. 2019. С. 321.

вернуться

520

ЦГА ИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 502. Л. 26.

вернуться

521

ЦГА ИПД СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 457. Л. 22.

вернуться

522

«Горячешный и триумфальный город». Петроград: от «военного коммунизма» к НЭПу: Документы и материалы / сост., авт. предисл. и коммент. М. В. Ходяков. СПб., 2000. С. 133.

вернуться

523

Кондрашин В. В. Крестьянство в годы Гражданской войны. Москва — Берлин. 2019. С. 322.

вернуться

524

Там же.