Весь смысл монархии, империи и церкви был единым, слит в мессианское видение царского режима, которому было суждено освободить Константинополь. Эту идею поддерживали многие православные мыслители, а также их соперники по христианской церкви — католики и протестанты, с которыми они, несмотря на разногласия, должны по политическим соображениям прийти к согласию, так как они тоже христиане, а не мусульмане или иудеи. Такая точка зрения повлияла на российскую политику в отношении католической Австро-Венгрией во время ее противостояния с православной Сербией. Она также гарантировала, что, как только начнется война, западные державы будут легко изображаться как антихрист — враг святой православной России.
Религия имела решающее значение в европейской политике в эпоху угля и пара, пулемета Максима и пушек Круппа[86].
Примкнуть к Богу
У западной нации религиозная тематика также пронизывала риторику войны и отнюдь не только во время первой ее недели. В Британии религиозный энтузиазм слился с патриотическим пафосом летом 1914 г.
С самого начала войны быстро нашлись такие английские писатели, которые рисовали войну в кровожадных религиозных терминах, к ним присоединились и некоторые священнослужители, рассматривающие каждый момент жизни, как что-то смачно-кровавое. Наиболее часто цитируемым был англиканский епископ Артур Ф. Виннигтон-Инграм, который еще в 1915 г. написал статью в газете о долге церкви «мобилизовать нацию на священную войну». В своей пресловутой проповеди, которую цитировали многие позднейшие историки, он призывал британские вооруженные силы:
«Убивать немцев — не просто ради убийства, а убивать целенаправленно, ради спасения мира, молодого и старого, даже несмотря на то, что они были к нам расположены мирно; убивать их как извергов… Как я уже говорил тысячу раз, я смотрю на это убийство на войне как на смерть мучеников за свою чистую веру».
Свои речи он считал не просто словами, а руководством к действию для военных британских сил, для чего регулярно посещал войска на линии фронта[87].
Такой экстремальный язык вызывал критику со стороны официальных лиц. Например, премьер-министр Герберт Асквит назвал Виннигтон-Инграма «чрезвычайно глупым епископом». Но с самого начала святой язык войны был уже общим для всех, даже среди священнослужителей, которые до войны имели общие прогерманские настроения со своей правящей элитой. Начиная с практики доносительства, бытовавшей у немцев, они теперь стали поносить и всю немецкую культуру, называя ее антихристианской и демонической, и призывали считать эту войну христианским долгом всех людей. В своей «Истории Английской церкви» Альберт Марини прослеживает эволюцию героики в этой войне от «апокалиптического крестового похода». Считая, что немаловажную роль в развязывании этой войны сыграло коммерческое соперничество и простая жадность, епископ Карлайла Джон Диггл увидел это конфликт также в потусторонних образах:
«Но в этой войне двигаются и работают духи, глубоко, сильно и более революционно, и это невидимые духи добра и зла, силы небесные и княжеств ада, мужчины в этой войне являются лишь видимыми инструментами этого мира… Эта сегодняшняя война по своей сути является духовной войной — войной, которая не велась ранее на земле. И никто не знал, какая невидимая сила стоит за ней».
Другой епископ увидел новых союзников, которые «предопределили инструменты, способные спасти христианскую цивилизацию Европы путем жестокого и безжалостного военного язычества»[88].
Мода на средневековые образы в Европе, особенно в предвоенный период, положила начало изображать современных солдат как рыцарей в доспехах и как крестоносцев, и часто под ангельской защитой: средневековые лучники Мэйчена явно принадлежали к той же моральной традиции, что и современные британские войска, которые защищали Монс. В 1916 г. премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж заявил: «Молодые люди со всех концов нашей страны были под защитой норм международного права, как во время Великого крестового похода». Для духовенства, в частности, эта была метафора, это был поход против врагов Божьих, и британский взгляд распространялся на другие англоязычные страны. В 1916 г. сюжет фильма Сесила Б. де Милля о женщине Джоанне позаимствован из средневековой легенды о Жанне д'Арк, и хотя фильм рассказывал о военных операциях союзников на Западном фронте, он представлял старую легенду не просто реинкарнацией, а настоящей реальностью. Символика крестоносцев сильно повлияла на памятники, которые стали воздвигать англичане после 1918 г. погибшим на войне[89].
86
Кебриджская история России, изд. Доминик Ливен, 2 том; и Шон Макмикин. Русские: Истоки 1-й Мировой Войны. Кембридж, Массачусетс: Белкнап пресс / Гарвардский университет, 2011. Для апокалиптических снов и видений Г. Зервост. «Апокалипсис Даниила» в Ветхом Завете, Псевдоэпиграфы, 2 Тома, Эд. Джеймс Чарлсуорт X. Гарден-Сити, Нью-Йорк: в издательстве Двойной день, 1983-85, 761-62.
87
Артур Ф. Виннигтон-Инграм. День Бога. Лондон: Молодой церковник, 1914; Виннигтон-Инграм, цитирует Беккер, «Вера, идеологии и культуры войны», 237–238; Бурлейн. Священные причины, 450–451; Джон А. Моисеев. Восприятие войны 1914–1918 гг. в английских и немецких церквях // «Война и общество 5», № 1 (май 1987) 23–43; и Арли Хувер Дж. Бог Германии и Великобритании в войне. Нью-Йорк: Прегер, 1989.
88
Грегори. Последняя великая война, 168-70, «это глупый епископ» происходит из Эдриана Гастингса, Истории английского христианства, 1920–1990 гг, 3-е изд. Лондон: СКМ, 1991, 45; Диггл цитировал Альберта Мариина. Последний крестовый поход. Дарем, Северная Каролина; Издательство университета Дьюка, 1974. 141; «предопределил инструменты» — цитировал Снапа, «Великая война», 136–137; Чарльз Э. Бэйли. «Британские протестантские богословы в Первой мировой войне», Гарвардский теологический комментарий № 77 (1984): 195–221, а о священной войне идей в Великобритании см. Кейта Роббинса. Англия, Ирландия, Шотландия, Уэльс. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 2008, 96-150.
89
Дэвид Ллойд Джордж. Великий крестовый поход. Нью-Йорк: Джордж X. Дорэн, 1918, 23; и Штефан Гебель, Великая война и память о Средневековье. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 2007.