Профиль Кати на фоне Аннапурны… Два образа сливались в один, излучая свет, внушая острую сердечную боль, неотделимую от счастья…
Взять себя в руки на этот раз было очень трудно. Он старался изо всех сил. Открыл отсек рядом с сиденьем и достал коробки таблеток, высыпал на ладонь сразу пять штук. При Кате он не хотел пить лекарства. Ему прописали их после операции – противовоспалительные препараты и снижающие риск отторжения тканей, иммунодепрессанты. Он еще не закончил свой лечебный курс. Он разом закинул таблетки в рот и запил водой из армейской фляжки.
Открыл ворота пультом и рванул домой, в Серебряный Бор, где ждали его больной отец, сиделка и горничная. По дороге он звонил по многим номерам и разговаривал по громкой связи. А на долгих светофорах писал и отсылал мейлы.
Катя, добравшись до дома, сразу распахнула в квартире, еще наполненной духотой, все окна и балкон. Дождь слабо капал, высыхая на лету.
Она скинула сандалии, вытащила из волос японскую шпильку и помотала головой, распуская волосы, которые так отросли…
Прошла в спальню, чтобы переодеться, и… опустилась на кровать. Силы покинули ее. Летний вихрь… Да какой там вихрь – торнадо, ураган…
Мысленно она возвращалась к событиям этого долгого августовского дня. Но думала не о Регине Гришиной, ее гибели и ее тайнах, а совсем, совсем о другом.
Наконец призвала на помощь всю свою сдержанность. Все свое женское умение скрывать, лавировать, не показывать вида.
Но в этот раз это было очень трудно.
Тихая радость плескалась волной в ее душе. Да и сама она вся как-то менялась – она чувствовала перемены, правда, они пока шли медленно. Но есть на свете вещи, которые не стоит подгонять, нельзя торопить.
Она была рада, что он жив и здоров. Не погиб. Не ранен. Что он вернулся и… что он пришел к ней.
Впервые в своей жизни она была ужасно рада и тому, что дело, по всей видимости, оказалось и правда сложным и им предстоит долгое запутанное расследование. Но не перспектива узнать правду о том, что случилось и кто же убийца, становилась путеводной звездой, главным движущим стимулом, а совсем, совсем иные мотивы.
Нет… Так сказала Катя самой себе строго.
Да… Так шепнул ей кто-то внутри ее нежно – кто-то новый и незнакомый.
Мраморный бюст античного воина, нареченного Гектором Троянским, преданно взирал на нее с подоконника. Катя поднялась, подошла и осторожно дотронулась до гребня его шлема. Шлемоблещущий… Ее пальцы скользнули по мраморной щеке, коснулись ключицы…
Она вспомнила, как он стоял на заборе, держа ее на руках на такой высоте.
Странно, но ее в тот миг посетило чувство, что они не свергаются вниз, а взлетают, обнявшись.
Нет… Еще строже заявила Катя самой себе.
Ты отлично знаешь, что все очень сложно. И в первую очередь надо думать о нем, а не о себе. Потому что он влюблен в тебя. Ты это знала и раньше. Но он не такой, как другие. Он особенный.
А ты не готова.
Он не может быть игрушкой твоего женского тщеславия, твоего неуемного кокетства. Он не может быть просто очередным трофеем. Это бесчеловечно по отношению к нему.
А кем тогда он должен стать для тебя? – спросил некто новый и неизвестный в душе.
Катя чисто по-женски уклонилась от прямого ответа. Возможно, потому, что она пока и сама не знала ничего.
Радость как-то угасла…
Поздно ночью, когда она уже засыпала, мобильный прозвенел – пришло сообщение в WhatsApp. Она колебалась – надо ли вот сейчас читать его… может, лучше отложить до утра? И он тоже успокоится, но…
Кто бы отложил чтение мейла в такой ситуации?
Прекрасная дочь Этиона…
Добрая!
Писал он ей в ночи. Это была фраза из «Илиады».
Слово намерен вещать шлемоблещущий Гектор великий?[4] Она ответила ему тоже цитатой. «Илиаду» он знает наизусть. Да и она за время их разлуки часто обращалась к поэме, что так много значила для нее в детстве.
Истинно вечным богиням она красотою подобна…
Катя прочла его ответ, приподнявшись на локте на подушке. Гектор печатал дальше – она видела значок – он пишет еще ей.
Пламя такое в груди у меня никогда не горело…
Она прочла. И написала в ответ:
В груди у тебя непреклонен дух твой высокий.
Отослала и сразу испугалась, что он позвонит ей. А этого не нужно сейчас, нет, нет…
Но он понял. Он умный и благородный.
Ночного звонка не последовало.
А наутро, когда они встретились вновь, никто из них не упомянул о той ночной переписке. Их полуночное, сокровенное осталось скрытым. Они хранили свою переписку, как тайну, как общую драгоценность.