И в Европе, и в США в это время был пик «студенческой революции». Оглядываясь назад, я удивляюсь, что столько внимания приходилось уделять детсадовскому марксизму и эгоцентрическим требованиям, его характеризующим. Частично это было результатом молодежного культа 1960-х, в соответствии с которым молодые люди воспринимались как источник чистого проникновения в суть человеческой природы.
Левые сумели захватить контроль над многими студенческими союзами, а, значит, государственными средствами, их финансировавшими, и использовали эту позицию, чтобы организовать подрывную кампанию, приводя в ярость рядовых налогоплательщиков и даже многих студентов, которые просто хотели учиться. Следует различить два аспекта: первый – финансирование студенческих организаций, и второй – что эти организации делали. По первому вопросу основным финансовым источником для студенческих союзов были дотации из обязательных грантов, выдаваемых местными органами образования. Членство в союзе было обязательным, взносы шли в студенческий союз. Некоторые студенческие союзы использовали это, чтобы расходовать деньги на партийные нужды, часто не считаясь ни с конституцией союза, ни с желаниями его членов.
В июле 1971 г. я представила Комитету по внутренним делам и социальным вопросам кабинета министров предложение о реформе. Я предложила, чтобы в будущем дотации для союзов не входили в суммы, выдаваемые колледжам и университетам. Грант на содержание студентов был бы слегка увеличен, чтобы дать студентам возможность вступать в конкретные клубы или сообщества на добровольной основе. Ответственность за обеспечение работы студенческого союза ложилась бы на сами образовательные учреждения. Услуги союза были бы доступны всем студентам, вне зависимости от того, были они членами союза или нет. Помимо решения вопроса о подотчетности государственных денег, эти изменения также аннулировали элемент закрытости в студенческих союзах, который я находила нежелательным. Сначала комитет не был согласен со мной, но я вернулась к этому вопросу и добилась одобрения комитета.
Билл Ван Страубензи был министром, отвечающим за совещания по поводу предложений. Но я была отмечена как объект ненависти и не могла на них рассчитывать. В начале ноября в Лидсе, где я закладывала первый камень в знак начала строительства новых зданий, около пятисот студентов старались заглушить мое выступление своими выкриками. Позднее две тысячи кричащих студентов пытались помешать мне во время официального представления университета Саут Банк Политекник в концертном зале «Куинн-Элизабет-Холл». Дюжине конных полицейских пришлось защищать мою машину. В декабре протестующие студенты нашли время оторваться от занятий, чтобы организовать общенациональный день протеста. Мое чучело сожгли в нескольких университетах.
Многие вице-канцлеры и главы колледжей негласно одобряли протесты. Эд. Бойл даже выступил на огромном студенческом митинге в Лидсе, чтобы выразить свое неприятие моих предложений. Поскольку мои предложения были лишь выставлены для обсуждения, была возможность дать накалу страстей остыть и отсрочить действия, что я и сделала. Главной проблемой было то, что пока руководители университетов сами не выработали определенной позиции. К тому же часть студентов заявили об ограничении свободы слова, и им потакали нервозные руководители университетов. Университетская нетерпимость переживала пик своей интенсивности в начале семидесятых.
1971 г. был решающим для правительства и меня лично. Растущее давление становилось непереносимым. Я бы сказала, уверенность правительства в себе рухнула в начале 1972 г., а вот каким-то образом, хотя и при сильном напряжении, моя устояла. Многие комментаторы с разнообразной смесью удовольствия и сожаления думали, что мне конец. После возвращения с рождественских каникул в Ламберхерст, я имела возможность прочесть, как моя судьба открыто обсуждалась в газетах. В одной газете меня охарактеризовали как «леди, которую никто не любит», а другая опубликовала аналитическую статью под названием «Почему миссис Тэтчер так непопулярна». Но я отодвинула все это в сторону и сконцентрировалась на своих «красных чемоданчиках»{ «Красный чемоданчик» используется высшими правительственными чиновниками для хранения документов во время поездок, а также для пересылки официальных бумаг монарху.}.
На самом деле недолго осталось до того, как лично для меня, хотя и не для правительства, ветер сменил направление. Более серьезные вопросы 1972 г. были впереди: забастовка шахтеров и разные элементы разворота на сто восемьдесят градусов. Все это остановило кампанию против меня лично. Я не собиралась сдаваться или уходить в отставку, по крайней мере добровольно. А еще я обязана выразить свою благодарность Теду Хиту.